Коллектив авторов - Полдень, XXI век (август 2012)
Во дворе стояла чёрная «Волга»: дверцы, капот и багажник открыты. На сиденье водителя – труп, тоже раздетый догола. «Холодный» – пришло на ум странное словечко. Худющий, лысый… плевать на него.
Кто я, подумал человек. Как сюда попал? Ответил сам себе: а меня выбросили. То ли решили, что я тоже холодный, то ли потому, что я и без того мусор…
Себя он худо-бедно помнил – если напрячься. Майор РУОПа, спортсмен и бабник, перспективная молодая поросль, источник вечной зависти для коллег-офицеров… нет, лучше не напрягаться. Потому что сверх этого минимума – почти ничего. Пустота. Белый лист, чёрная вода… Схватившись за брошенное авто, чтоб снова не упасть, он посмотрелся в зеркальце заднего вида.
Измождённое, морщинистое лицо было совершенно незнакомо. Короткая стрижка – с изрядной сединой. «Кто это?» – не понял он.
В памяти всплывали странные картинки: будто лежит он в незнакомой квартире; год за годом – старея, дряхлея. Смотрит на себя в зеркало, наблюдая, как умирает… и снова – в той же квартире, на другом лежаке, по другую сторону зеркала. Какие-то тени плавают вокруг кровати. Он снова умирает от старости… И снова… Год за годом – без конца и без надежды… Он содрогнулся.
Хрень какая!
Торопливо осмотрел своё тело… своё ли? Впалая грудь, жидкий живот, тонкие ноги, обтянутые синеватой кожей, и всё это – вместо убийственного агрегата, вызывавшего транс у дамочек, вместо гидравлики и пневматики, которую с таким наслаждением можно было являть миру… но главное, главное!
Человек обмер.
В паху висел маленький, сохлый отросток. Тряпочка, а не инструмент мужской власти.
Это противоречило всему порядку вещей, такого не должно было быть. Не веря глазам своим, он ощупал всё, что обнаружил у себя ниже лобка. Пустая мошонка: яички спрятались наверх… Крипторхизм, детская аномалия? С чего вдруг – у взрослого мужика? Яички – фиг с ними, но пушка моя, подумал он в отчаянии… Неожиданное, неуместное слово – «пушка», откуда-то выплывшее… Пушка моя, пушечка, что с тобой? Всё мужское хозяйство уместилось в ладони одной руки!.. А как приятно было украшать собою бани и раздевалки – откровенно и безнаказанно, как любил он разгуливать по квартирам любовниц вот так, безо всего, ловить на себе взгляды, пусть даже взгляды эти своим же тщеславием и придуманы…
Конец всему.
Это безумие.
Он попытался закричать: «Это не я!!!» – чтобы криком вернуть рассудок. Попытался позвать хоть кого-то на помощь, чтоб убедиться: он не одинок в этой страшной ночи, – и не смог. Вместо человеческой речи выдал только мычание. В панике он проверил, на месте ли язык. На месте. Однако говорить – нет, не получалось.
Немой – он и есть немой.
Вытирая спиной крыло «Волги», человек сполз на асфальт…
И заплакал.
* * *Словно откликнувшись на карикатурный крик, появился высокий широкоплечий господин.
Голый старик, сидящий задницей в луже, посмотрел на пришельца… и вскочил. Утёрся. Провёл рукой по седому ёжику волос. Руки его сжались в кулаки…
Во дворик вошёл он сам. Трудно себя не узнать, если всю жизнь ты занимаешься собой и только собой.
Безумие никак не кончалось.
– Оклемался, прообраз? – спросил господин, поигрывая скулами. – Не отвечай, не тужься, противно смотреть. Все твои ответы – у тебя на роже, как и вопросы. Нет, я – не ты. И я не дубликат, хотя, ты можешь льстить себе, называя меня так. Я – это я. Я – всегда я. Эталон и классический образчик, как говорит наш общий знакомый. У меня мои отпечатки пальцев, моя память, моя жадность. Ксива и шпалер в сейфе – тоже теперь мои. А чьи отпечатки у тебя, коллега, я не знаю. Может, тоже мои. Которые будут к старости… – Он демонически захохотал, как любил. До чего ж неприятен был этот голос, эти манеры, если слушать и смотреть со стороны…
Немой вымучил серию звуков, громких и жалких. Всё не оставлял попыток произнести хоть что-то осмысленное. «Дубликат» выслушал и сказал, деланно удивляясь:
– Эк тебя разобрало… А знаешь, я тебя понял. Интересуешься, кому из нас досталась наша с тобой душа? Она хранится в надёжном месте, будь спокоен… партнёр. Но это совершенно неважно. Запомни главное. Ты никому ничего не станешь рассказывать. Тем более, что и не сможешь, убогонький ты мой. А если я хоть раз услышу про тебя или увижу тебя – сотру.
Вот теперь человек, очнувшийся на помойке, сознавал всё. От безумия не осталось и следа. Пусть он не помнил в точности, как происходил процесс копирования, но цель похищения была видна так же отчётливо, как жестокая ухмылка на морде дубликата. «Я шлак, я гондон, я макет, – думал он, наливаясь привычным гневом. – Меня использовали и выбросили, и это – окончательно, возврата нет. Я бомж без имени…»
Порву.
Он бросился на врага с голыми руками. Дело знакомое, чего там. Собирался поймать ненавистную тварь за горло, как клещами – большим и указательным пальцем, – и выдрать на хрен кадык. Увидел, как лениво двинулось ему навстречу левое плечо соперника… и шторки упали.
Нокаут.
* * *Тот, кто стал – отныне и навсегда – майором Неживым, настоящим, полным азарта и злости, брезгливо вытер кулак о полу пиджака.
Нашёл в багажнике «Волги» кусок брезента и забросил с его помощью бесчувственное тело обратно в мусорку.
Затем, чистый и выбритый, в своём костюме, этот господин возвратился на службу, благо здесь было рядом.
* * *В полдесятого утра, как положено, он присутствовал на планёрке.
В помойном баке обнаружился рулон туалетной бумаги, комкастый, слипшийся и жеваный. Кто-то уронил в унитаз, вот и выбросили. Хорошо, что высохший.
Обмотав торс бумажной лентой, бомж без имени вышел на Салтыкова-Щедрина. Идти надо было к Театральной площади, на улицу Декабристов.
Он пошлёпал по мокрому асфальту. Босиком. Рассвет ещё не занялся, улицы были темны и пустынны, и голый мужик, частично упакованный в туалетную бумагу, выглядел, ясное дело, жутковато. Редких прохожих как ветром сдувало. Иногда он пытался обратиться к кому-то, но только мычал – с яростной слезой.
Если б его остановила милиция, было бы забавно, однако что за милиция в пять утра?
Стылыми улицами и безжизненными дворами путник вышел к подъезду – ноги привели. Окоченевший, поднялся на этаж… свой этаж? К своей квартире?
Он ни в чём не был уверен.
На лестнице, на ступеньке следующего пролёта, сидел Андрей Дыров, совсем забытый в этой наэлектризованной суете. Пистолет на коленях. Ждал кого-то, и не нужно было напрягать мозги, чтобы понять, кого. Скользнул взглядом по подошедшему… Глаза его расширились.
Он встал, спрятав руки за спину. На ступеньке остались скомканная фотография и тумблер с проводками в разноцветной изоляции.
