Дмитрий Щербинин - Ковер
Ну, а потом девочка оказалась в доме карлика, и он сразу же повел ее в наполненный кровавым светом подвал, где было множество черных крыс. Сохраняя безмолвие, он повелел им приготовить еду, но не такую как для Михаила и Унти, а вполне нормальную, и когда девочка наелось, то, по прежнему довольствуясь одними жестами, протянул к ней золотистые спицы, повелел ткать - и что же оставалось девочке, как не подчиниться ему?.. Она и начала ткать. Она и сама не знала, откуда в голове ее рождаются эти чудесные образы весенние, пробуждающиеся леса, ветви обласканные солнечными лучами, перелетающие среди них, радующиеся жизни птицы; поля на которых восходят нежные подснежники и многие иные цветы; реки широкие, могучие, над которыми лебедями белеют святые города; вдали - горы могучие, горы прекрасные, горы величественные вздымаются снежными вершинами к самому небу лазурному, где и облака, где и солнце, и звезды - все, все что было прекрасного в природе выходило из под ее спиц, а ведь она никогда ничего этого не видела, даже и не слышала...
Потом у нее было много-много времени на размышления, и она поняла, что карлик когда-то давно, каким-то образом (должно быть, колдовством) - узнал об этом ее даре, потому и пришел, когда она закричала. Она поняла, что ему нужно это полотно, чтобы вырваться из этого мрачного города. Не знала она весьма сомневалась, что он, такой жестокий, черствый, каменный, мог бы расчувствоваться от красот звездного неба, радугой любоваться - скорее, ради каких-то материальных выгод стремился туда, ради ли каменьев, ради ли еды так или иначе он всегда торопил девушку, ибо полотно должно было получить завершение. Шло время - день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем. Точнее, единственным отличием дня от ночи было то, что на ночь (а она, по хотению карлика, была очень непродолжительной) - кровавые шары со светляками затухали, и в наступающей темени она погружалась в забытье, так как очень уставала за этот долгий-долгий день. Она все ткала и ткала, а карлик время от времени приводил то детей, то взрослых людей - все они были молчаливыми и бледными, похожими больше на призраков чем на живых людей; тогда карлик взмахивал маленькой своей ручкой, а крысы облачались в поварские одежды, начинали готовить для пленников питье. Девочка пыталась предупредить их, что пить нельзя, однако, карлик в очередной раз взмахивал своей ручкой, и пленники теряли остатки своей воли - выпивали, и вскоре превращались в крыс...
Шло время. Очень-очень много времени прошло - уже огромное полотно соткала девочка, и благо, что нити живые, ее мечты воплощающие, сами лились с окончания золотистых игл, и что полотно было тонким-тонким - иначе бы эта пряжа заполнила бы уже весь подвал. Так была лишь аккуратно сложенная стопка, с полметра высотою, однако - она знала, что, ежели развернуть это полотно, то оно займет не только весь подвал, не только весь подвал, но и вообще весь город...
Карлик часто наблюдал за ее работой - стоял безмолвный, недвижимый, и она бы вовсе забывала про его присутствие, как забывала бы о присутствии какой-нибудь статуэтки, если бы не чувствовала постоянно его тяжелого, угнетающего взгляда. Несмотря на то, что карлик был ужасно скупым, и даже крыс своих морил голодом, пленницу свою он кормил хорошо, и вообще - ни в чем ей не отказывал (кроме, свободы, конечно). Она говорила, что ей нужна вода, чтобы умываться, и вообще - все, чтобы держать в себя в чистоте карлик сделал для нее небольшую купальню: в дальней части подвала, крысы разобрали кладку пола, выложили там все глянцевыми плитками, из стены же выступала голова некоего сказочно зверя - из пасти его лилась благоуханная, теплая, чистая вода; наверное - это было лучшее, что сделал в своей жизни карлик Сроби.
Да - время шло, и из девочки выросла прекрасная девушка. Ничего, что ее лика никогда не касались лучи настоящего солнца, а ветер бескрайних полей не обвивал ее - все это она несла в себе, все это обретало жизнь на полотне, и от этого она была прекрасной.
Она чувствовала, что полотно близится к завершению, и немного боялась этого - хоть и мрачна была жизнь в подвале с крысами, все-таки она привыкла к этому... Когда же появились Михаил и Унти, она сразу почувствовала, что они то и изменят ее судьбу, еще больше испугалась, но и придумала, как им помочь.
* * *
Итак, вся эта трагическая, мрачная история пролетела перед внутренним взором Михаила, в то недолгое время, пока он был в забытьи; пока девушка пела карлику свою колыбельную. Очнулся он от прикосновения ее нежных теплых пальцев. Было темно, но полного мрака не было: в двух разных местах комнаты, создавая образ парения в просторах космоса, сияли звезды, волосы девушки изливали призрачное золотистое сияние, а еще - безумные глаза многих и многих крыс выступали, и тут же вновь погружались во мрак - казалось, что это даже и не отдельные крысы, но сам мрак ожил, и теперь вот наступает, пытается дотянуться до них своими отвратительными отростками. Что касается карлика, то он заснул - повалился среди крыс, и теперь слышалось его, похожее на скрип несмазанных дверных петель храпение - первый звук, который они услышали от него. Глаза Михаила уже достаточно привыкли к этому призрачному освещению, и он смог разглядеть, что девушка ободряюще улыбается ему:
- Я не обманула старого Сроби - полотно действительно уже почти завершено. Да - осталось нанести лишь несколько штрихов, и, по правде - я очень, очень волнуюсь... Знаешь ли, что мне осталось?.. Одну звезду выткать - самую большую, самую яркую - уже вижу ее пред собою... Ну да ладно сейчас завершу то, что должно, а там уж - будь что будет...
И вот она повела своими спицами - они уже не были золотистыми, они вдруг все так и засияли сильным серебристым светом - таким прекрасным, таким чарующим, что и Михаил забыл обо всем. Девушка заплакала толи от счастья, толи от душевной печали. Что касается маленького Унти, то он стоял с вытаращенными глазами, зачарованный глядел на это величайшее и прекраснейшее чудо в своей жизни. Итак, звезда сотканная девушкой зажила своей жизнью, и лучи ее заполнили весь подвал - свету ее явно было тесно в этом закутке, и Михаил уже знал, что дом карлика озарялся из глубин этим светом, выделялся среди иных стоящих на улице домов также, как мертвый выделяется среди живых. Это же почувствовала и девушка, и Унти - мальчик тут же проговорил:
- Плохо. Ведьма может увидеть - этот свет ей не понравится; она направит сюда слуг Атука жестокого, а то и сама прилетит. Да - скорее сама прилетит...
- Ведьма Брохаура, - вздрогнула девушка, - я слышала это имя. Все злое подчиняется ей. И этот город только служит ее прихоти. Она самая могучая колдунья... И буря, и тьма - все подвластно Брохауре...
