Ион Хобана - Открывая Итаку
— А если Ларсон уже успел закончить вычисления и пустит в ход двигатель в то время, когда ты будешь в выхлопной трубе? — вмешался Билль.
— Конечно, риск существует, — согласился с ним Матей, чувствуя, как его охватывает страх. — Но лучше умереть за какую-нибудь долю секунды, чем…
— Иллюзии, дорогой мой! Космический костюм прочен, а струя газов выбросила бы тебя на большое расстояние от корабля. Твоя агония продолжалась бы меньше, чем наша, но тебе пришлось бы перенести ее в одиночестве… В ОДИНОЧЕСТВЕ!..
Билль в изнеможении замолчал, пытаясь распечатать пачку сигарет. Одной рукой это было нелегко сделать. Профессор помог ему и протянул зажженную зажигалку. Огонек вспыхнул, сжался в маленький тусклый шарик и угас.
Только тогда они заметили, что почти незаметное жужжание вентиляторов прекратилось. Выведя из действия серводвигатель металлической двери, Ларсон, очевидно, нечаянно нарушил действие искусственной вентиляции кабинки, а без нее, при отсутствии притяжения, не только пламя зажигалки, но и люди должны были задохнуться через некоторое время.
Последние колебания Матея рассеялись.
— Я попытаюсь, — тихо произнес он. — Помогите мне одеться.
* * *Насосы, прикрепленные к стенам отсека-шлюза, поглотили последний остаток воздуха. Наружный трап открылся. Матей шагнул раз, еще раз, и его магнитные подошвы пристали к металлическому корпусу «Альбатроса».
Авторы «Памятки космонавтов» (первое издание), не преминули указать, как следует поступать, когда твои ноги прикреплены к межпланетному кораблю невидимым магнитным током, а все остальное тело свободно плавает в космическом; пространстве. Но то, что раньше казалось совсем простым, теперь оказывалось гораздо более сложным. При каждом движении Матей качался то в одну, то в другую сторону, назад и вперед, беспомощный, как только что научившийся ходить ребенок. Об ориентировке и речи не могло быть, пока его положение было неустойчивым, не говоря уже о том, что он блуждал в таком мраке, по сравнению с которым самая темная из земных ночей могла бы показаться оргией света.
Решив начать с восстановления равновесия, он медленно, с бесконечными предосторожностями, растянулся в длину на поверхности космического корабля. Затем, включив электролампочку на шлеме, попытался найти одну из выхлопных труб вспомогательных двигателей. Заметив недалеко от себя конец какого-то цилиндра, он пополз в его направлении.
Он продвигался вперед сантиметр за сантиметром, дыша все более прерывисто, весь в холодном поту. В силу какого-то странного процесса раздвоения, он видел себя сверху, скользящим по гладкой поверхности «Альбатроса», как огромная гусеница с бесформенными отростками.
С трудом добравшись до выхлопных труб, он вынужден был передохнуть. Силы покидали его, страшная жажда жгла губы. Он постарался отогнать от себя навязчивое видение руки, медленно приближавшейся к треугольной кнопке… «Что-то теперь делают Билль и профессор?.. Только бы не загноилась рана…»
Он сознательно старался отдалить момент, когда нужно будет проверить диаметр цилиндра. Быть может, ему уже здесь придется отказаться от своей отчаянной затеи? Но тогда хватит ли у него силы вернуться в отсек-шлюз?..
На его счастье, труба оказалась достаточно широкой. Проталкиваясь руками и ногами, Матей полз вперед, как в бесконечном кошмаре, пока, наконец, не стукнулся шлемом о непредвиденное препятствие. При свете электрического фонарика, он с ужасом увидел, что отверстие, через которое газы проникали в выхлопную трубу — темный кружок в центре массивной металлической пластинки, имело в диаметре всего лишь несколько сантиметров.
Казалось, все его усилия были напрасны. Во власти минутного безумия, он ринулся головой вперед на препятствие.
Металлическая пластинка поддалась.
С минуту Матей пролежал без движения, не понимая, что произошло. Затем, осторожно оттянув голову назад, он увидел что-то вроде крышки, прикрепленной только с одной стороны петлями, а с другой стороны опиравшейся на тугую пружину.
По ту сторону крышки находилась компрессионная камера. Проникнув в нее и дав коварному люку закрыться за собой, Матей подумал, что если инженер нажмет теперь на треугольную кнопку, то давление паров раздавит его, несмотря на всю прочность костюма. «По крайней мере, таким образом я избегну агонии в одиночестве!»
Теперь он должен был приготовиться к самому трудному: он не строил себе никаких иллюзий относительно встречи с Ларсоном. В своем безумии, инженер не поколебался выстрелить в Билля и уж, конечно, не отступил бы перед новым преступлением. Единственным шансом Матея было застать его врасплох и лишить возможности действовать. Это была лотерея с единственным выигрышным билетом.
Заметив, что нервное возбуждение, поддерживавшее до тех пор его силы, почти окончательно покинуло его, Матей решил, что — так или иначе — надо кончать. Он, пошатываясь, направился к стенке контрольной камеры и принялся искать на ней механизм, открывающий металлическую крышку люка. В глазах у него мутилось, пальцы дрожали; он не успел его найти, когда люк вдруг открылся и в его проеме появился Ларсон в скафандре космонавта.
Инженер тотчас же сообразил, в чем дело; он шагнул вперед, протянул руки и, схватив Матея за плечи, сжал его, как в клещах. Изнемогая от усталости, Матей даже и не попытался сопротивляться.
Заставив Матея опуститься на колени и держа его железной рукой, Ларсон готовился сорвать с него шлем. Глядя на металлический круг, за которым таилась темная, бездонная пропасть космоса, Матей понял, какую ужасную гибель готовит ему бывший партнер по шахматам. И ценой сверхчеловеческого усилия, вырвался из рук инженера, шатаясь, прошел несколько шагов, отделявших его от контрольной камеры, и шагнул через оставшийся открытым люк. У него еще хватило сил запереть за собой дверцу. Затем он погрузился в давно уже манившую его мглу.
… Тук! Тук! Тук!
Молоток профессора отбивает осколки от рубиново-красной скалы, испещренной серебристыми жилками. Осколки падают медленно, кружась, как листья деревьев на далекой планете людей, и, коснувшись почвы Марса, превращаются в гигантских гусениц, оставляющих за собой сверкающий след.
Тук! Тук!
Куда делся профессор?.. Возле рубиново-красной скалы стоит только один Билль Рамзей. Он бьет себя в грудь кулаками и кричит: «Один в космическом пространстве!.. Один! Один!..» Откуда-то появляется и Ларсон, толкающий перед собой крохотную пушку. Он запаливает фитиль зажигалкой-револьвером и зло смеется: «Шах и мат!» Снаряд бесшумно вылетает из короткого ствола. Пораженный в плечо, Билль описывает странную траекторию. Его силуэт уменьшается с молниеносной быстротой, как бы растворяясь в кроваво-красном воздухе. Слышен только его невнятный голос: «Один… Один… Один…»
