Ион Хобана - Открывая Итаку
Кинокибер находится в экспериментальной стадии и пройдет еще достаточно времени, пока он сможет быть предоставлен в распоряжение широкой публике. Однако космопсихологи настояли на том, чтобы «Альбатрос» был оснащен одним из первых подобных аппаратов. «Полет на Марс не похож на другие, предпринятые до сих пор полеты, — говорили они. — Длительное блуждание в безднах космоса может породить состояние постоянной тревоги или, напротив, инертность нервных процессов, благодаря снижению тонуса коры мозга. В обоих случаях, кинокибер является незаменимым средством. Он предоставляет космонавтам полнейший и всесторонний активный отдых».
И действительно, космонавты проводили значительную часть своего свободного времени перед экраном.
Они долгое время колебались, прежде чем послать первый импульс к ансамблям молетронных элементов, чувствуя себя не в состоянии придумать ни какую-нибудь банальную повесть, ни авантюру с каскадами неожиданных происшествий.
Наконец Матею показалось, что он нашел выход из положения. Он набросал фон из красноватого песка. Кто-то тотчас же пересек пустыню уходящим за горизонтом каналом. Кто-то третий затемнил небо и снабдил его двумя хрустальными лунами.
Аппарат был испытан в присутствии экипажа немедленно после его установки, но специалисты довольствовались тем, что представили себе несколько отдельных статичных элементов — человека, дом, цветок… Теперь иллюзия жизни была полная. Пески переняли рассеянное освещение от спутников Марса. На дне канала блестела стекловидная струйка воды, а звуковая память кибернетического комплекса, стимулируемая чьей-то мыслью, подчеркивала молчание отдаленным шелестом ветра. Затем появился первый персонаж.
Автоматические межпланетные станции и радиозонды не смогли дать категорический ответ на вопрос: существует ли на Марсе жизнь? Впрочем, именно в этом и заключалось главное задание международной экспедиции. И все же, марсианин медленно приближался к каналу, как бы плавая над песками. Это было человекообразное существо среднего роста, с треугольным лицом, на котором сверкали два огромных, похожих на золотые лепестки глаза. Его узкая грудь была перехвачена поперек шарфом, покрытым сотнями сверкающих всеми цветами радуги вышивок. Он медленно приближался, и его пальцы бегали по вышивкам, полня воздух мелодичным, чуть тоскливым рокотом.
Присутствие марсианина делало пустыню еще более безотрадной. Матей энергично реагировал. На небе появилась колонна пламени, и космический корабль, весьма похожий на «Альбатрос», опустился недалеко от канала. Металлическая дверца открылась, и… кто-то опередил астронома. На пороге появился стройный силуэт.
«Это дело Свена, — подумал Матей. — Он не может обойтись без женщин, а так как он подозревал, что нам это не придет в голову… Он даже не одел ее в костюм космонавта!»
С досады он немедленно проецировал на экране задуманный им персонаж. Это был Старый волк межпланетных пространств, мудрый и осторожный, который втянул космонавтку назад, в ракету, и подал ей костюм. Однако она отрицательно покачала головой («Упрямец Свен!») и глубоко вдохнула насыщенный неведомыми ароматами воздух.
С минуту оба землянина выжидали в нерешимости, но на пороге не появился больше никто. Третий член этой экспедиции не был еще задуман. Или, быть может, последний персонаж и не должен был быть членом экспедиции…
Лифт перенес их на красноватую почву. С противоположного берега канала марсианин бесстрастно смотрел на них. Только его пальцы быстрее забегали по разноцветным вышивкам, да в их меланхолический рокот вкралась нотка изумления.
Девушка улыбнулась ему. Улыбнулся и он своим странным беззубым ртом.
— Вы похожи на персонаж из одной книги, — обратился к нему вместо приветствия Старый волк межпланетных пространств.
И спектакль прервался по причине метеорологической тревоги.
* * *— Шах! — неуверенно произнес Матей, как бы испуганный перспективой неожиданной победы. А так как он обладал в большой дозе способностью подтрунивать над самим собой, то немедленно сравнил себя с васюкинским шахматистом, которому не верилось, что он обыграл «гроссмейстера» Остапа Бендера.
Ларсон ждал хода, уставившись в пустоту. На его заросшем недельной бородой лице нельзя было прочесть ничего, кроме усталости и безразличия. Вглядевшись в него внимательней. Матей заметил, что волосы инженера, — его красивые светлые волосы, раньше сверкавшие, как золотой шлем, приобрели тускло-серый оттенок.
— Шах! — повторил Матей, повысив голос.
Ларсон вздрогнул и перевел взгляд на шахматную доску, на которой фигуры были прикреплены, как насекомые в инсектарии. Он быстро понял, что мат неизбежен. Вяло пожав руку Митею, расстегнул пояс, привязывавший его к креслу, и поплыл, загребая руками по воздуху, к двери.
Глядя на него, Матей без всякой радости думал об одержанной победе. Ему казалось, что поражение Ларсона — первое поражение за все время игры с ним — имеет тревожное значение.
Свен Ларсон с головокружительной быстротой поднялся по ступеням официального признания, завоевав за один только год звание международного мастера. Одним из его успехов была и его победа с рекордным числом очков на сеансе одновременной игры, организованном Евровидением. Матею припомнилась фотография, на которой стройная итальянка с бюстом Лоллобриджиды вручала лавровый венок победителю. Венок, символические листья которого были заменены чрезвычайно художественно скрученными банкнотами.
Оставив в стороне подобные сомнительные демонстрации, нельзя было не признать, что Ларсон, действительно, был выдающимся шахматистом. Специалисты хвалили его за упорство и осмотрительность, предсказывая ему блестящее будущее. Какой-то журналист написал даже, что если марсиане играют в шахматы («а осмысленные существа должны играть в шахматы, независимо от того, с какой планеты они происходят!»), то население земного шара будет представлено с честью.
Не обладая теоретическими знаниями и силой игры, которыми обладал швед, Матей нередко сражался с ним в свободные от подготовки к космическим полетам часы. Ему удалось урвать у Ларсона две или три ничьих, и он чувствовал бы себя совершенно счастливым, не будь лукавства Билля Рамзейя, который утверждал, подмигивая профессору, что эти мелкие удовлетворения суть подарок Ларсона, не желающего «отбить у Матея вкуса к игре».
На космическом корабле положение изумительным образом изменилось. Поединки дебютов Ларсон выигрывал благодаря тому рефлексу, который дает основательное знание техники славных вариантов, но в середине игры он терялся и бывал вынужден делать серьезные усилия, чтобы сохранить равенство в конце партий. А теперь…