Ингвар Хольгерсон - Знак ворона
Тем временем в кабинете скрипнула дверь и Дэниел приник к узкой щелочке. И появившаяся из-за двери пара чуть не вызвала у него сразу приступ нервного смеха. Первый не достал бы маршалу и до плеча, зато толще был, по крайней мере, вдвое. Судя по дорогому синему кафтану и позолоченному медальону на шее, был он представителем вошедшего во все анекдоты племени столичных купцов, честных торговцев фальшивыми драгоценностями, мукой с жучками и пирогами с собачьим мясом. Согласно анекдотам, сему персонажу полагалось иметь румяное лицо с огромными щеками, постоянно хранящее слащавое выражение. Но вот наружность-то у него подкачала. Щеки обвисли, как пустые бурдюки, три волосины на голове находились в полнейшем беспорядке, да и лицо покрыто было какими-то грязными разводами подозрительного вида. "Его что, неделю на хлебе и воде держали?" - подумал Дэниел.
Зато второй посетитель представлял полную противоположность первому. Это был высокий широкоплечий парень с мозолистыми руками, сложения такого, что мог украсить даже королевскую гвардию. Был он в добрых два раза моложе и куда поплоше одет: его полотняные куртка и штаны если чем и были крашены, то только луковой шелухой, отчего приобрели грязновато-рыжий цвет. Однако лицо этого молодого здоровяка вместо положеной жизнерадостности и добродушия тоже выражало уныние и растерянность.
"Интересно, - подумал Дэниел, - а они и вправду босиком?", И, слегка сменив угол зрения, обнаружил, что оба были-таки обуты в сапоги, хотя и начищенные до немыслимого блеска. Дэниел представил, как эта парочка четверть часа счищала с обуви столичную грязь под насмешки слуг, и зажал рот ладонью. Впрочем, если бы он засмеялся, это все равно не удалось бы расслышать, потому что купец рухнул, как подрубленный, на колени, и однотонно заголосил:
- Ради всего святого, благородный господин, светлый принц, помогите! Самое дорогое потерял, теперь только руки на себя наложить! Спасите, вечной справедливостью заклинаю! "Каков стиль," - прокомментировал про себя Дэниел. Рейвен выждал, пока вопли купца перейдут уж вовсе во что-то невнятное, и спросил:
- А вы уверены, любезнейший, что я занимаюсь нахождением потерянных вещей? Обратитесь лучше к гадалке.
В ответ купец снова завопил:
- Спасите, ваше высочество, кровиночку мою, рабом вашим стану на всю жизнь, сапоги целовать буду...
Дальнейшие его мольбы вновь перешли в невнятное бормотание и всхлипывания.
Рейвен рассеянно поглядел на сапоги и сказал:
- Не надо! - потом обратился к парню:
- А что, собственно, случилось?
Парень, и не подумавший преклонить колени перед знатным сеньором, ответил:
- Да дочку у него украли, у жадюги старого. Отдал бы за меня замуж, как с отцом сговаривались, так цела б была. А то я, видишь ли, рылом не вышел.
Рейвен несколько посерьезнел:
- Любопытное дело. Ну-ка, изложите поподробнее.
Из дальнейшей речи купца, сплошь усеянной то униженными мольбами, то обращениями к небесам и прочим высоким материям, Дэниел уяснил для себя только два факта. Во-первых, позавчера лавку купца, который, между прочим, оказался небезызвестным в столице Мартеном, торговцем дорогими тканями, посетил Арет, управляющий отелем графа Германа Стэнора, и отпустил пару комплиментов в адрес дочери Мартена, Жанны. Во-вторых, вчера вечером упомянутая Жанна бесследно исчезла. Притом, купец усматривал между этими двумя фактами какую-то связь. Граф Герман был хорошо известен Дэниелу. Происходил он из могучей западной семьи, владевшей южной частью Приморья, приходился покойной королеве братом, обитался ныне при дворе и терпеть не мог обоих братьев де Брас. Был граф человеком пустым: разводил собак, хорошо разбирался в соколиной охоте, но ничего не понимал в делах государственных, хотя и входил в Большой совет. Но, несмотря на свою нелюбовь к графу, пока Дэниел видел в этом абсурдном обвинении только клевету на дворянина. Дождавшись конца словоизлияний, Рейвен ядовито поинтересовался:
- А вы не думаете, что она просто убежала?
- Как?! - патетически воскликнул купец.
- Ножками, любезный, ножками.
Мэтр Мартен пораженно замолк, видимо, ошеломленный таким предположением. Но тут в разговор вступил его невежливый спутник.
- Понимаете, ваше высочество, какое дело... Батюшка мой, конями торговамши, подразорился, а я нынче извозом занимаюсь. Три подводы у нас, зелень всякую возим, молоко по лавкам, все, в основном, по постоянным клиентам. Я и сам кнутом не гнушаюсь, особо если заказ выгодный, а кто из возчиков болеет, или в запое.
К удивлению Дэниела, Рейвен, слушая вовсе не имеющий отношения к делу рассказ возчика, даже слегка наклонил голову и прищурился, что являлось у него признаком особого внимания.
- Так вот, - продолжал парень, - тут намедни у человека, что за всякой снедью для графского стола ездил, ось поломалась. Ну, у телеги, то-есть. И господин Арет меня, значит, на пять дней подрядил. Я каждое утро к ним на двор подъезжал, ну, значит, и сегодня тоже. Слуги, значится, подводу разгружать стали, а я на черное крыльцо подошел за расчетом. Там господин Арет стоял, и с ним кто-то из благородных, весь в плащ закутавшись, простудился, видать. Ему рядом коня седлали. Здорового такого, черного, и породы нездешней. Ну, господин Арет стал серебро отсчитывать, а тут кто-то из челяди выбегает, и кричит: девка, мол, что вчера привезли, графин дорогой побила. И царапается, говорит, стерва. Тут в дому и правда, кто-то заорал дурным голосом, а потом, чтоб мне провалиться, слышу, как Жанна челядинцев по-площадному кроет. Господин Арет аж со счету сбился, на слугу рявкнул. Запри, говорит, в правом крыле, где ставни на окнах, и чтоб духу твоего здесь не было, болван. И прибавил по-закрученному. Тогда тот благородный и говорит: "Погубят Германа бабы". И к коню пошел. А сказал не по-нашему, а вроде как возчики из Хольда говорят. Я слыхал, когда караван приходил. Ну, я расчет получил, а сверх того господин Арет мне три монеты дал и сказал: это тебе за язык. Я, как лошадь в конюшню поставил, сразу бегом на Суконную улицу. А там отец, вон, волосы на себе рвет.
- Заметно, - сказал Рейвен, окинув взглядом потную лысину купца. - А кто вам присоветовал ломиться ко мне и вешаться у меня на воротах?
Купец что-то невнятно замычал, но парень просто заткнул ему рот рукой.
- Так понятное дело, не во дворец же с этим идти. Там разве чего дождешься? Герден-оружейник так и сказал: если, говорит, господин Ворон не поможет, значит, пропало все.
Рейвен удовлетворенно кивнул:
- Ну, если Герден, тогда ладно. А вы совершенно уверены, что этот благородный именно на нордмаарском диалекте говорил, а не на таальском или, скажем, на островном?
