Юсуп Хаидов - Через тысячу лет
— Дальше.
— После этого случая Ялкаб перестал с нами обедать. Он находил сто причин, чтобы унести еду в свою комнату. И вот однажды вечером, когда он, как всегда, нес обед к себе в комнату, я подсмотрел за ним в окно. Он, прихлебнув одну ложку супа, сморщил лицо и сидел некоторое время не двигаясь. После, завернув миску в бумагу, вышел во двор, отнес в сторону и вылил, а потом возвратился в комнату.
Находясь в таком положении, брат за два месяца очень похудел. Он очень мучается, скрывая от матери свое болезненное состояние. Как и раньше, вставая рано утром, уходит на работу, трудится с увлечением на участке. Хотя днем он от всех и скрывает свой недуг, ночью сильно страдает. Когда все расходятся по комнатам спать, Ялкаб долгое время не гасит свет. Он лежит на кровати, положив руки на грудь и напевая грустные песенки. Иногда, не открывая глаз, просматривает фотографии своих друзей, с которыми вместе когда-то учился в институте. И так каждую ночь. А когда перевалит за полночь, он начинает кипятить шприц на электроплитке и делает себе уколы. Лосле этого он прекращает стонать и успокаивается. Про его болезнь, кроме меня, пока никто не знает.
Если вдруг об этом узнает мама, ей будет очень плохо. Она не выдержит, увидев его жалкое состояние, она себя истерзает. Поэтому я до сих пор никому не говорю, думал, что, может быть, Ялкабу будет лучше. Но здоровье Ялкаба, хотя он и скрывает от нас, с каждым днем ухудшается. И мать об этом рано или поздно узнает.
Выслушав рассказ Ашира, Аннабег Курбанова почувствовала себя неспокойно. Она поняла из рассказа Ашира, что состояние Ялкаба действительно опасное.
— Ты зря не волнуйся. Может быть, еще ничего страшного нет. Вот на днях схожу сама и поговорю с Ялкабом. А то, что он болен чем-то, это ты, пожалуйста, близко к сердцу не принимай. Он же сам врач, он себя не отдаст в руки болезни. А, может быть, он над собой делает опыты? Что ты, не знаешь своего брата?
— Так ли это? А я-то ходил переживал, что Ялкаб тяжело заболел. Мне и в голову не пришло, что он может производить над собой эксперименты. Мне надо было пораньше придти к вам, уважаемая учительница!...
Аннабег Курбанова на следующий же день пошла з больницу, чтобы поговорить с Ялкабом. Войдя в его кабинет в белом халате, она долгое время смотрела, как Ялкаб осматривает больных. Пока Ялкаб оглядел трех пациентов, он настолько ослабел, что, поставив вместо себя другого врача и сказав Аннабег Курбановой «прости», зашел в какой-то свободный кабинет и заперся изнутри.
«Пойти или не пойти?» — стояла, раздумывая, Аннабег Курбанова. После подошла к двери и несколько раз постучала. Прошло пять-шесть минут, пока повернулся ключ в замочной скважине.
Когда Аннабег Курбанова уже собралась уходить, дверь тихо открылась и показалась голова Ялкаба.
— А, Аннабег, проходи. Ты еще не ушла? У тебя ко мне какое-нибудь дело?
— Да, дело есть, — сказав, Аннабег прошла в комнату и села на стул. Ялкаб опустился напротив.
Она машинально просмотрела бумагу с написанными стихами, которая лежала на столе. Ялкаб, протянув руку, хотел спрятать листок, но Аннабег Курбанова придвинула бумагу со стихотворением к себе и начала читать вслух:
Остановись, время, пусть мою бренную годову
Еще раз обмоют снега и дожди,
Пусть мои очи, влюбленные в мир,
закроются позже на один миг.
— Сам написал?
— Да.
— Это пессимизм и больше ничего! Сам говорил, что хорошее настроение укрепляет здоровье, больные выздоравливают! Если ты из-за мелочей так распустил нюни, то нам вообще нужно сложить руки. Не так ли?
— Мое горе тяжелое, Аннабег,— проговорил Ялкаб, приподнимая опухшие веки.
— Слушаю.
— У меня рак. Он образовался в почках и гортани. Про это я не сказал никому, потому что мама все принимает близко к сердцу. Да к тому же, у нее больное сердце. И к тебе просьба: пусть этот разговор останется между нами. Я пришел к окончательному решению. Поеду в Ашхабад. Маме и другим скажу, что еду на курорт. А там... что будет, то и будет. Если я скажу своим учителям про свое состояние, они найдут способ, чтобы успокоить мать, я желаю только одного: мама не должна знать, что я умер. Вот это мое последнее желание и просьба к живым.
Они помолчали.
— Когда ты собираешься ехать? — спросила Аннабег Курбанова, пряча в уголке цветастого платка с кистями черные изогнутые брови и повлажневшие карие глаза, и зябко вздрогнула.
— У меня уже есть билет на завтрашний самолет. — Я приеду провожать тебя с учениками.
— Нет. На аэродром поеду один. Так будет лучше. Только ты сейчас сходи к нам и расскажи маме, что я еду на курорт. Скажи, что прислали специально для меня путевку. Вобщем, ты ее подготовь к этой новости и объясни, что я должен уехать. И Аширу скажи точно го же.
Ялкаб, опираясь руками о стол, хотел встать, чтобы проводить Аннабег Курбанову, но в этот момент вошла, приоткрыв дверь, медсестра. Она протянула голубой конверт Ялкабу:
— Ялкаб Пальванович, вам1 И знаете, от кого и откуда? Из Ашахабада, от самого Нурмурадова! — сказала она и, улыбаясь, вышла.
Ялкаб. застыв на месте, перечитывал несколько раз письмо. Затем, разгладив согнутые места, протянул его Аннабег Курбановой и негромко произнес:
— Это не только мне, тут, между прочим, н для тебя есть кое-что.
Содержание письма профессора было такое:
«Уважаемый Ялкаб Пальванович!
Как сообщалось в газетах, Урх поправился. Сердцебиение и кровяное давление — нормальные. Теперь он с точки зрения медицины спасен и даже, берусь утверждать, огражден от разных случайностей. В борьбе за жизнь Урха мы, ученые, приобрели очень ценные научные факты. И теперь мы решили передать эти факты гласности, проведя в четверг в клубе Туркменского Государственного медицинского института конференцию. В этой конференции будет участвовать и академик Александр Иванович Павлов.
Ученый Совет мединститута просит принять участие в конференции тебя и Аннабег Курбанову».
— Ты, конечно, поедешь? Ялкаб поднял глаза.
— Обязательно поеду. Остальное, посмотрим.
— Я верю в талант Александра Ивановича, верю острому ножу Нурмурадова, они спасут тебя от твоего недуга, — сказала убежденно Аннабег.
— Возможно, — неопределенно ответил Ялкаб. — Все зависит от того, в какой стадии Мое заболевание.
* * *
Тысячу лет пролежал на грани небытия замерзший мозг, поэтому он сразу не может восстановиться.
Сон Урха длился долгое время. Медсестра каждый день по три раза переворачивала его с одного бока на Другой.
Павлов с Нурмурадовым пришли на очередной осмотр больного. Они сделали вывод, что хотя он медленно просыпается ото сна, но уже скоро пробудится. Мускулы на ногах и руках Урха окрепли. Учащенное дыхание изменилось, стало медленнее и глубже, иногда он только тихо стонал.
