Роберт Шекли - Лабиринт Минотавра (сборник)
– Я ничего вам не гарантирую, – сказал горбун, – но я доставлю вас к единственному человеку, который может помочь вам, если пожелает.
– И кто же он? – спросил Кромптон.
– Недавно избранный член Совета Восточного Ситесфа. Именно он провел в жизнь закон, запрещающий разглашать те сведения, которые вам нужны.
– Чем же он может мне помочь?
– Так уж принято на Эйе: человек, ответственный за новый закон, имеет право делать из него исключения – для себя или для кого-нибудь другого.
– Вы хотите сказать, что человеку, который проводит новый закон, дается законное право нарушать его?
– Совершенно верно.
– Но это аморально! Это же явная коррупция!
– Напротив, закон предотвращает коррупцию, узаконивая ее.
– Мне это кажется совершенно бессмысленным, – сказал Кромптон. – Между прочим, с какой стати этот чиновник станет мне помогать?
– Причина та же, что и у меня, – сказал горбун. – Взятка.
– Понятно, – холодно сказал Кромптон.
– В этом веке мы все погрязли во взяточничестве, – объяснил горбун. – Это стало просто массовым помешательством.
Кромптон презрительно молчал.
– Насколько я понимаю, вы считали нас более добродетельными?
– Ну…
– Большинство туристов думает так же. Но нам, эйянам, осточертело быть добродетельными много тысячелетий тому назад. Нет в этом ничего забавного, да и Игре мешает.
– Понятно, – сказал Кромптон.
Какое-то время они ехали молча. Потом горбун сказал:
– Вижу, вам кажется странным – почему это я, эйянин, способный принимать любой облик, разгуливаю с горбом и в драной одежде.
– Мне не нравится, что вы читаете мои мысли, – отрезал Кромптон.
– Извините, – сказал эйянин.
Помолчав, Кромптон спросил:
– И все же, раз уж вы затронули эту тему, действительно, почему?
– Несколько столетий назад я сделал неудачный ход в Игре и теперь должен оставаться в таком виде еще восемьдесят лет. Горб – это еще куда ни шло, в нем можно воду хранить, но вдобавок я получил такую диспепсию – с ума сойти можно!
– Хм, – сказал Кромптон.
– Да, вас не назовешь слишком интересным собеседником, – проговорил горбун. – Вот мы и приехали. – Машина подкатила на стоянку перед небольшим зеленым зданием. – Идите по главному коридору, первая дверь направо. Желаю удачи.
Машина затарахтела и умчалась прочь. Кромптон вошел в учреждение. Нашел дверь, о которой говорил горбун. Постучался.
– Входите, – ответили ему.
Кромптон открыл дверь и вошел в богато обставленный кабинет. Из-за стола на него смотрел эйянин со знакомым лицом и стрижкой ежиком. Это был Секюйль.
Глава 3
Секюйль смотрел на него так, будто видел его впервые.
– Чем могу быть полезен? – спросил он приятным, чуть хрипловатым голосом.
– Я Элистер Кромптон, – сказал Кромптон. – Вы не помните меня?
Секюйль внимательно изучил его лицо и покачал головой.
– Боюсь, что нет. Вы, по-видимому, спутали меня с кем-то.
– Ваше имя Секюйль, – сказал Кромптон. – Мы встретились два дня назад на космическом корабле. Почти час мы беседовали с вами, а потом вы испарились.
– Два дня назад? – удивился Секюйль. – Вы уверены?
– Ну в этом-то я ошибиться никак не могу. Вы говорили мне, что участвуете в Игре или собираетесь начать играть. Вы сказали, что я буду пешкой в вашей Игре.
– Чертовщина какая-то! – Секюйль хлопнул себя по лбу. – Минуточку, я проверю по Гигантскому Компьютеру.
Он нажал кнопку на терминале маленького фиолетового настольного компьютера, расположенного слева от книги записей.
– Участвовал я в Игре в последние несколько дней? И в этот период нарушал ли я временную последовательность? – Он проследил за мельканием огней на считывающей панели, потом сказал: – Ясно. Спасибо тебе, Гигантский Компьютер. – И обратился к Кромптону: – Что еще я говорил вам?
– Вы говорили, что было бы забавно рассказать мне о всяких вещах вне временной последовательности. И сказали, что все забудете и что я должен буду напомнить вам…
– Понятно, – сказал Секюйль. – Да, подобные выходки в моем вкусе. На вечеринке на прошлой неделе нас угощали какими-то классными суперхреновинами. Мы, эйяне, принимаем все, знаете ли, так как отравить нас попросту невозможно. Может, нас и вовсе нельзя убить – во всяком случае, не таким способом. Так что мы кидали что-то в наши старые глотки и занимались этим бог знает сколько тысячелетий – нас насилу отвадили от этого занятия. А потом мы почти все время ощущали горечь во рту. В общем, когда Кхаш со своим двойником притащили полежалую дерий-травку с Ацтека II, я уже ничего не соображал. И следующие два дня прошли как в тумане. Хотелось бы мне еще нюхнуть этой смеси…
– Я ничего не понял, – сказал Кромптон. – Но у меня есть свои проблемы. Не дадите ли вы мне адрес Эдгара Лумиса?
– А кто это – Эдгар Лумис? – спросил Секюйль.
– Что, мне все снова надо повторять? – возмутился Кромптон. – На корабле вы сказали, что наша встреча, которая состоялась тогда вне временной последовательности, позволит нам избежать утомительных объяснений, когда мы встретимся по-настоящему, то есть сейчас, – или, по-вашему, эта встреча тоже не в счет?
– Успокойтесь, – сказал Секюйль. – Я позволил себе заглянуть в ваши мысли и выяснил все об Эдгаре Лумисе и прочих обстоятельствах. Теперь мне все ясно. Кстати, мне очень жаль, что я провел этот закон о служащих Садов Рюи. Никак не думал, что это коснется вас.
– А для меня абсолютно очевидно, что вы сделали это нарочно, чтобы заставить меня искать вас и просить об одолжении, – сказал Кромптон.
– Все не так просто, – вовразил Секюйль. – Я – тот «я», что сейчас говорит с вами, – не имел понятия о вашем существовании и провел этот закон в полном неведении. Тот, что говорил с вами на звездолете, – совсем другой «я» – повлиял на меня и заставил принять такое решение.
– Сколько же у вас этих «я»? – поинтересовался Кромптон.
– Бесконечное множество, – ответил Секюйль.
– Трудно поверить, – сказал Кромптон.
– Это потому, что вы никогда не осознавали, какое влияние на то, кем вы являетесь в данный момент, оказывают ваши собственные личности из прошлого и настоящего. Кромптон, каждое чувствующее существо живет одновременно в различных временных рядах и старается улучшить свою жизнь, влияя на какое-то одно или сразу несколько своих тождеств. Внутренние голоса, подсказывающие вам порой, что делать и чего не делать, – это голоса ваших личностей из других времен и пространств, которые хотят улучшить свои собственные условия существования.
– Может, для вас это и так, – сказал Кромптон, – но не для меня. Я всегда остаюсь самим собой.