Фрэнк Херберт - Создатели небес. Улей Хелльстрома
Фраффин поплотнее запахнул черный плащ, чувствуя удовлетворение, которое должен был испытывать хозяин балагана после удачного представления. Потом он спустился со сцены.
«У нас хороший экипаж, — напомнил себе Фраффин. — Они будут выполнять свои функции с вышколенной аккуратностью. А этот занимательный сюжетец нужно сохранить и ввести в банк историй. Может быть его даже удастся использовать в качестве вступительной части перед другими сюжетами как образец художественного искусства. Но в любом случае, он выполнил свою задачу, если заставил двигаться Келексела в нужном направлении — здесь страхом, там похотью, и всякий его шаг теперь будет фиксироваться группами наблюдения. Всякий шаг».
«Им так же легко манипулировать, как и туземцами», — подумал Фраффин.
Он прошел по служебному туннелю, ведущему от задней части сцены к голубому холлу, из которого извилистым коридором, где располагались склады, можно было попасть в его личные апартаменты. Фраффин позволил силовому полю-капсуле опуститься и обхватить его, и затем капсула устремилась вперед со скоростью, при которой люки, расположенные в стенах коридора, сливались в одно расплывчатое пятно.
«Мне почти что жаль этого Келексела, — подумал он. — Этот человек очевидно почувствовал отвращение при первой мысли о персонифицированном насилии, но он точно погибнет в конфликте, который ведут туземцы.
С какой же легкостью мы определяем совершение отдельными индивидуумами актов насилия, — продолжал свою мысль Фраффин. — Можно даже подозревать, что в нашем далеком прошлом существовало в действительности нечто похожее».
Он почувствовал, как тут же затрещала броня, которой являлась его кожа, под внезапным наплывом этих беспокойных воспоминаний. Фраффин сглотнул и остановил капсулу перед люком, закрывающим вход в его апартаменты.
Бесконечность его собственной персонифицированной истории вдруг привела его в ужас. Он внезапно почувствовал себя на пороге ужасающего открытия и испугался чудовищных откровений, которые могут вынырнуть на поверхность сознания из глубин памяти, его далекого и давно похороненного в пучинах вечности прошлого.
И тогда на помощь Фраффину пришла спасительная ярость. Ему хотелось схватиться с этой вечностью, заставить умолкнуть голоса, шепчущие внутри него. Он замер весь от приступа страха и подумал: «Чтобы оставаться бессмертным, необходимо иногда принимать дозы моральной анестезии».
Именно эта мысль развеяла его страх. Фраффин вошел в серебряную теплоту своего салона удивляясь, откуда у него могли появиться подобные мысли.
Глава 7
Облокотившись на руль своей припаркованной машины, Фурлоу сидел и покуривал трубку. Рядом с ним на сиденье лежали его поляризованные очки, он смотрел в темнеющее небо сквозь ветровое стекло, по которому скатывались капли дождя. Его глаза слезились, и эти дождевые капельки казались ему слезами, стекающими по лицу человека. Этому двухместному автомобилю было уже пять лет, и он знал, что пора бы приобрести новый, но он никак не мог расстаться с привычкой экономить деньги на покупку дома. Ее он приобрел еще тогда, когда он подумывал о женитьбе на Рут. Сейчас ему было нелегко избавиться от этой привычки, хотя он понимал, что цепляется за нее главным образом из-за еще не исчезнувшей у него надежды, что им удастся забыть о прошедших годах.
«Почему она хочет увидеться со мной? — подумал он. — И почему именно здесь, где мы когда-то встречались? К чему такая секретность?»
Прошло два дня после убийства, и он вдруг понял, что все еще не может свести в единую логическую цепочку происшедшие события. Когда он видел в газетах заметки о себе, то словно читал о ком-то другом, каком-то незнакомце… Смысл этих статей ускользал от него, расплывался подобно дождевым каплям, стекавшим сейчас по ветровому стеклу перед ним. Фурлоу вдруг показалось, что весь мир охвачен психозом, который свел с ума Мерфи, и ответными насильственными действиями окружающих.
Шоком явилось для Фурлоу понимание того, что общество хочет смерти Мерфи. Реакция общественности была столь же жестокой, что и буря, неожиданно налетающая на побережье и опустошающая его.
«Жестокий шторм, — подумал он. — Буря жестокости».
Фурлоу посмотрел на деревья слева от себя, ему было интересно, сколько же времени он уже пробыл здесь. Его часы остановились. Однако Рут опаздывала. Как всегда. Это было в ее привычках.
Недавно вовсю бушевала гроза. Низко нависали дождевые облака, закрывая свинцово-серое небо. Некоторое время испуганно щебетали птицы в эвкалиптовой рощице неподалеку. Раздавался скрип раскачиваемых ветром сучков, и с деревьев падали большие капли.
Солнце выглянуло на западе, низко нависая, над горизонтом и бросая оранжевый отсвет на верхушки деревьев. Капли дождя срывали листья. Среди чешуйчатых коричневых стволов эвкалиптов от земли поднимался пар. От корней и зарослей травы доносился стрекот насекомых, усиливаясь на открытых местах вдоль грязной дороги, ведущей в рощицу.
«Что они помнят о буре?» — подумал Фурлоу.
Он, будучи психологом, понимал, почему толпа требовала узаконенного убийства, но его потрясло, что этого же хотели и официальные лица. Он вспомнил о чинимых ему препятствиях, попытках помешать ему провести профессиональное медицинское обследование Мерфи. Шерифу, окружному прокурору Джорджу Паре и другим официальным лицам сейчас уже было известно, что Фурлоу предполагает психический срыв, который стоил Адель Мерфи жизни. Если это будет признано официально, то Мерфи придется признать невменяемым и его нельзя будет казнить.
Паре уже показал свою твердую руку, позвонив начальнику Фурлоу, директору психиатрической больницы Морено, доктору Лерою Уили. Уили был известен своей кровожадностью — результаты обследований этого психиатра были такими, как этого хотело обвинение. Пользуясь своим более высоким положением, Уили сказал, чтобы Мерфи был благоразумным и «отвечал за свои действия».
Фурлоу посмотрел на бесполезные часы. Они показывали 2.14. Он знал, что сейчас около семи. Скоро стемнеет. Почему же Рут задерживается? И почему она попросила встретиться на старом месте?
Он вдруг понял, что не особенно жаждет увидеться с ней.
«Неужели я стыжусь сейчас предстоящей встречи?» — спросил он себя.
Он приехал сюда прямо из госпиталя, где Уили не таясь пытался заставить его бросить это дело и забыть на некоторое время, что он окружной судебный психиатр.
Уили так и заявил ему:
— … личная заинтересованность… твоя старая подружка… ее отец…
