Виталий Забирко - Теплый снег
— Мои. — Рядом со Шренингом появилась Анна. В таком же серебристо-зелёном халате и такая же строгая и аккуратная. — Здравствуйте. Я категорически запрещаю вам не только пить кофе, но и принимать тонизаторы.
Кратов хмыкнул и прищурившись посмотрел на Анну.
— И не надо смотреть на меня, как на девочку!
— Здравствуй, Аннушка! Не дуйся, пожалуйста, на старика, который просто любуется тобой, твоей красотой и молодостью и ничего не может возразить. Но и послушаться тоже. Поэтому, прошу тебя, сделай вид, что ты ничего не замечаешь.
— В таком случае мне придётся настаивать на вашей эвакуации вместе со школами-интернатами.
— Ну вот, — поморщился Кратов, — напросился на комплимент. Что старый, что малый… Неужели я так плохо выгляжу?
— Ради бога, не утрируйте. После приёма любого стимулятора организм человека перестаёт соответствовать его статусграмме и в течение минимум трёх суток является непригодным для акватрансформации. Вы же за последнее время приняли такую дозу стимуляторов и тонизаторов, что для восстановления вашей статусграммы потребуется, очевидно, около месяца.
— Спасибо за информацию, — кивнул Кратов. — Я думаю, мы позже вернёмся к этому вопросу. Как у вас обстоят дела?
Анна отвернулась.
— Мне бы хотелось, чтобы этот вопрос был исчерпан, — бросила она через плечо.
Шренинг сложил на груди руки и исподлобья посмотрел на Кратова.
— Когда Учёный Совет обсуждал вопрос об акватрансформации, я гарантировал, что летальных исходов не будет. В противном случае я бы отказался. Я не экспериментирую на людях.
— Надо понимать, что всё идёт хорошо?
— Иначе у меня не было бы времени разговаривать с вами.
— Ясно… — протянул Кратов. — Послушай, Ред, то ли я чего-то не понимаю, то ли здесь какая-то неувязка. О каких гарантиях ты говоришь, если у тебя на крысах только восьмидесятипроцентная воспроизводимость?
Шренинг пожал плечами.
— Эти данные характеризуют результаты всех экспериментов, в том числе и в экстремальных условиях, когда об объекте ничего не известно. При наличии же статусграммы и соответствии ей объекта я могу гарантировать практически полную акватрансформацию.
В этот момент сбоку от Шренинга появился мигающий шарик информатора.
— На связи Торстайн, — сообщил информационный центр.
— Пусть подождёт, — отмахнулся Кратов. — Что означает: «практически полную»?
— То, что я не господь бог, — резко ответил Шренинг. Лицо его окаменело, глаза превратились в щели, рот стал напоминать хирургический разрез. — Как и всякая копия, статусграмма не может дать абсолютно точной картины человеческого организма. Отклонения возможны и будут. И регенерацией я смогу заняться только в исключительных случаях!
— Под отклонениями ты подразумеваешь…
— Неполную акватрансформацию!
— Увечья… — пробормотал Кратов. — А если эта самая неполная акватрансформация коснётся мозга?
— Всякая церебростатусграмма на три порядка выше общей статусграммы человеческого организма. Здесь гарантия стопроцентная.
— А что вам мешает достигнуть такой же точности в снятии общей статусграммы?
Губы Шренинга дрогнули в подобии горькой усмешки.
— Когда Комитет статуса человека разрабатывал методики снятия статусграммы, он не предполагал, что их будут использовать для подобных целей. Наоборот, у Комитета была абсолютно противоположная цель — человек в любых условиях должен оставаться человеком. В физиологическом смысле. И пределы точности функциональных групп статусграммы основаны именно на этом определении.
Кратов покачал головой.
— Тогда что тебе лично мешает достигнуть той же точности снятия статусграмм?
— Мне? — Шренинг вскинул брови. — В принципе, мы можем достигнуть такой же точности. Но акватрансформация, как и сличение личности в Комитете статуса человека, проводится по трём статусграммам. А они, как известно, снимаются не ранее, чем через год.
— Это-то мне известно, — вздохнул Кратов. — А если…
— Послушайте, Кратов! — взорвался Шренинг. — Неужели вы думаете, что мы не продумали все возможные «а если»? Мы делаем всё, что в наших силах. И не только чтобы свести риск к минимуму, но и сохранить личность и здоровье каждого человека в неприкосновенности.
— Хорошо, — кивнул Кратов. — Спасибо за разъяснения. До свидания. Успеха вам!
— Спасибо, — буркнул Шренинг и отключился.
Кратов устало откинулся в кресле. Хоть минуту бы передохнуть слишком уж неблагодарная работа быть координатором. Мало того, что мешаешь людям работать, попусту тревожишь их, нервируешь, так ещё и в собственных глазах выглядишь дураком…
— Связь с Торстайном, — пересиливая себя, проговорил он.
Посреди комнаты проявился грузный человек в туго обтягивающем его комбинезоне. Вольно раскинувшись в кресле, он аппетитно ел огромный протобан, лоскутьями отворачивая мягкую кожуру. Увидев Кратова, он ничуть не смутился.
— Привет! — помахал он Кратову половинкой протобана. — Твой канал был занят, и я решил пока перекусить.
— Приятного аппетита, — сказал Кратов. — Здравствуй. Тебя когда-нибудь можно будет застать не за трапезой?
Торстайн с хрустом откусил.
— Первое время после акватрансформации, — проговорил он набитым ртом. — Знаешь, у меня уже сейчас вид белка-44 вызывает спазмы в желудке.
— Наконец-то ты похудеешь, — саркастически заметил Кратов.
— Может быть, может быть… — Торстайн доел протобан и бросил кожуру в утилизатор. — Но я надеюсь, что уже через месяц оранжерея начнёт давать продукцию. Кстати, зачем я тебе понадобился?
— А по-твоему, зачем ты можешь понадобиться координатору работ?
Торстайн высоко вскинул брови и рассмеялся.
— Так Совет всё-таки назначил тебя координатором? Не завидую!
— Я тоже.
— Тебе ещё никто не посылал куда подальше, чтобы не мешал работать?
— И не единожды. Только в более мягкой форме.
— А чего ты хотел? Так и должно быть. Всякому человеку неприятно, когда вмешиваются в его работу. Особенно, если вмешивающийся человек знает эту работу только в общих чертах, а требует отчёта по всей форме, да ещё и поторапливает. Чувствую, что и мне ты сейчас предложишь сократить сроки ввода в строй комплекса оранжерей. И у меня это, естественно, вызовет раздражение. Потому что строительство идёт в самом высоком темпе, техника работает на износ, и ускорить работы я никак не могу.
