Ирина Оловянная - Маленький дьявол
— Послушай, Берти, давай после обеда заберемся на гору.
— Не-е, жарко.
— Ну надоело же купаться, сколько можно? Сколько в ней росту?
— Метров пятьсот, я точно не знаю.
— Всего-то. Зато потом спускаться, а не подниматься, как с пляжа. Смотри, какие там джунгли! И ручеек вон там, видишь, сверкает, так что будет куда окунуться.
«Убедить» Берти было сложнее, чем шефа, я весь запарился с ним. Но мне надо осмотреться. Если моя догадка неверна и мы не на маленьком острове, или же это маленький остров, но в архипелаге, мой план можно спускать в дренаж.
В конце концов Берти неохотно согласился, заметив:
— Твой отец, наверное, счастлив от тебя избавиться и платить не захочет.
Я только пожал плечами. Платить проф действительно не захочет — он захочет прилететь сюда на боевом катере и разнести тут все вдребезги и пополам. Но Берти об этом знать не стоит.
После обеда мы потащились на гору. Жарища жуткая, не надо было бы — ни за что бы не полез. А изображать энтузиазм исследователя, хрипя и обливаясь потом, — то еще занятие. Самолюбие Берти меня не подвело: он просто не мог сдаться раньше меня и только поэтому не предложил спуститься с полдороги.
Наконец мы оказались на вершине. Берти сразу повалился под пальму, а я стал разглядывать горизонт. На Этне, на высоте пятьсот метров, линия горизонта находится в восьмидесяти километрах[9] — за обедом я это подсчитал. За все наши мучения на подъеме мне улыбнулась удача — да как? В тридцать два зуба. Во-первых, мы действительно на маленьком острове — в сущности, это вершина подводной горы. Во-вторых, горизонт чист, а примерно в сорока километрах к северо-востоку — еще один остров. Но какой! Вулкан ни с чем не перепутаешь! На Этне немало вулканов, но ни один из четырех больших тектонических разломов даже близко не подходит к экватору. Так что вулканы в тропической зоне можно пересчитать по пальцам одной руки. Я воспользовался часами как компасом (стрелки! И только стрелки!) и взял азимут этой замечательной горки.
Потом я опустился на траву рядом с Берти (угомонился!), закрыл глаза и связался с Мышем.
На этот раз никаких проблем не возникло. Храброму Парню сразу же подложили лист бумаги и подставили блюдце с чернилами. Мышиной лапой я написал: «Мал остров вчера закат 12: 19 поясн врем липари tg Феба над гориз полдень 7. 5 разн врем 6: 09 с липари сейч здесь 16: 34 местн солн врем напр СВ азимут 125 остров-вулкан».
— Это координаты,[10] — услышал я и с облегчением прервал связь.
Теперь от меня ничего не зависит. Спасательная операция, скорее всего, будет назначена на следующую ночь, раньше не успеть.
Через полчаса, поплескавшись в родничке, мы отправились в обратный путь. Всю дорогу Берти то грозился испросить разрешения у шефа и спустить с меня шкуру, то ругал себя за глупость и покладистость — но это не могло испортить мне настроения. Даже если завтра он откажется идти гулять, я это переживу — недолго осталось.
* * *Все еще ворча, Берти запер меня в камере. Вряд ли он приведет свою угрозу в исполнение: поленится, не может же парень рассчитывать, что я не буду сопротивляться — он мне не отец; да и добродушен, как щенок сенбернара. Он небось и от прогулки отказаться не посмеет, иначе ему придется объяснять шефу, что я его загонял. А Берти здесь, похоже, новичок и не может позволить себе, чтобы над ним смеялись. Моя решимость спасти жизнь этому лопуху укрепилась. Но как? Один за другим я отверг двенадцать вариантов.
Утром хмурый Берти решительно заявил, что пойдем мы только на пляж. Я согласился — не сидеть же весь день в камере. К обеду он оттаял, и мы прекрасно провели время.
К вечеру я уже вздрагивал от каждого шороха — хорошо, что этого никто не видел (меня опять заперли сразу после заката). Спать я не собирался ни в коем случае.
Прислушиваясь к редким ночным звукам, я просидел до полуночи. В десять минут первого я услышал негромкий хлопок: выстрел из бластера. Началось, и тихо не получилось. Я выключил свет, встал сбоку от двери — толку от этого не много, потому что открывается она наружу, но уж сколько есть. По крайней мере, не попаду под неприцельный выстрел.
Через пять минут дверь распахнулась, и в комнату кто-то заскочил. Дверь автоматически захлопнулась. Зажегся свет. Напротив меня с бластером в руках стоял Берти. Я потерял то единственное мгновение, когда мог напасть на него сзади, и теперь буду за это расплачиваться, потому что он явно собирается стрелять.
— Если выстрелишь — ты покойник.
— Я и так покойник, — с горечью ответил он.
— Не обязательно, я попробую тебя спасти.
— Слабовато.
— Все, что есть. Тень шанса лучше, чем ничего. — О мадонна, как трудно ему внушать, а казалось бы…
— Ладно.
Я перевел дыхание.
— А теперь выключи свет, а еще лучше — сломай выключатель.
— Сделано.
— Отдай мне бластер.
— Нет!
— Ты что, идиот? Наши не будут в меня стрелять, а в чужака с бластером — обязательно. Веди себя, как овечка, и отойди от двери.
Берти чертыхнулся, отдал мне бластер и сел на тахту. Не лучшее положение, я не зря это место покинул, но сказать об этом уже не успел.
На сей раз дверь открылась медленно и осторожно.
— Эй, Энрик?
Голос принадлежал «очень солидному молодому человеку» — охранник он, как же! Оперативник из четвертого отдела — личной службы безопасности ББ, не меньше.
— Я здесь.
Дверь так же тихо закрылась. Зажегся свет. Я же велел этому придурку сломать выключатель, а теперь он стоял под прицелом бластера и глупо улыбался. Я решительно встал между Берти и бластером.
— Я гарантировал ему жизнь!
— Ну и что?
Ствол бластера начал подниматься.
— Берти, сядь!
Судя по скрипу тахты, тот подчинился. Теперь я его закрывал.
— Он мог убить меня десять раз, пока вы там ковырялись. Я гарантировал ему жизнь.
— Ты такие вопросы не решаешь, и я не решаю.
— С профессором я поговорю сам.
— Он тоже такие вопросы не решает. Ладно, пристрелить этого парня я всегда успею.
Берти вздохнул с облегчением. Если бы диалог продолжался немного дольше, бедняга умер бы от удушья.
На руке у оперативника ожил коммуникатор:
— Капитан, мы закончили.
— Капитан, — раздался голос профессора.
— Да, — перебил его капитан, — он здесь, жив и упрямится.
Через пару минут в комнату влетел проф. Увидев меня, он облегченно вздохнул, подошел ко мне почти вплотную (вот сейчас он меня обнимет!) и внимательно осмотрел.
— Все в порядке, — заверил я профа.
— А почему ты упрямишься?
Тут проф обратил внимание на Берти. Под взглядом профессора парень поднялся (проф на всех производит такое впечатление: хочется встать и поправить мундир, даже если ты в штатском).
