Владимир Фалеев - Женщина в зеленом дождевике
В подавленном настроении сидел я за партой в большом классе. Передо мной за столом, покрытым вишневым сукном, восседали строгие педагоги. Я чувствовал себя набедокурившим учеником. Авторитетные люди, не называя фамилий, вышучивали меня и капитана милиции Тория Цыганкова. Особенно обидным было выступление молодой учительницы Кошкиной:
- Ученица Култукова написала на стене пещеры "принцесса Тараканова". Она могла назвать себя и родственницей Юлия Цезаря. Вообразить свое происхождение от боярского рода Кошкиных может каждый. Возможно, какая-то ветвь тех бояр растворилась в простонародье, но нам важнее гордиться тем, что народ мудрее любого правителя и сам выдвигает из своей среды мудрецов и вожаков.
Запомнились слова учительницы русского языка:
- Каждый день Култукова приносит в класс номер газеты, расстилает на парте и читает заметку о себе вслух. Это издевательство над школой. Я отняла у девочки уже восемь номеров газеты. Вот вам образчик воспитания детей через печать!
Низко клоня голову к парте, я изредка кивал педагогам в знак согласия с их мнением.
СТО ДВАДЦАТЬ ПОЭТОВ!
Весной я уехал из города. Мало-помалу в душе стерлись переживания по поводу скандальной заметки в районной газете, хотя я и хранил все записи о необычном побеге детей из дому.
Судьбе было угодно распорядиться, чтобы я встретился с Еленой Култуковой, когда она стала взрослым человеком. По командировке областной газеты я приехал в один сибирский районный город, поселился в гостинице. Шли дожди, проселочные дороги размокли. Выехать в колхоз было невозможно. Тракт, по которому я должен был ехать в село за тридцать километров. Закрыли, чтобы не разбивать колесами машин, и мне ничего не оставалось, как слоняться по городу.
Я забрел в проулок, где возвышался широкими стенами храм без куполов. К выпуклой абсидной стене был прикреплен деревянный щит с надписью "Клуб", а ниже висел размокший лист бумаги с расплывшимися буквами: "Лекция для родителей". Попав через высокую, тяжелую, кованную железом дверь в прохладное помещение, я отворил вторую и оказался в освещенном зале со сценой. В жестких деревянных креслах сидело семьдесят-восемьдесят девушек, по одежде легко догадаться, что это студентки местного педагогического училища. На сцене в строгом сером пиджаке пожилая важная дама неторопливыми движениями брала с трибуны книгу, открывала ее и громко читала цитату, потом растолковывала смысл. Было тихо, но председательствующий мужчина с широкой лысиной периодически позванивал карандашом по графину, призывая к тишине.
Когда лектор смолкла, отпила несколько глотков воды из стакана, председательствующий попросил студентов задавать вопросы. Из пятого ряда поднялась женщина в зеленом дождевике, она вскинула голову, заговорила дерзко, звонко, убежденно:
- У детей врожденный дар художественного слова, они от рождения гении, все без исключения, кроме больных... Лектор признает только детскую память, которую нужно нафаршировывать...
По рядам пролетел гул недоумения, на какое-то время зал замер, но вот председательствующий звякнул карандашом по графину, намекнув, что столь грубая реакция на лекцию уважаемой в городе преподавательницы неуместна.
- Миллионы лет наше сознание начиняется желаниями, мыслями, ожиданиями. Мы от предков получили не только задатки, но немало наследственных, врожденных мыслей, которые можно выявить.
- Чего вы хотите? - нетерпеливо перебил ее председательствующий, он выбросил руку вперед и вправо, в сторону, где стояла женщина в дождевике. - Назовите хоть свою фамилию...
Студентки, стайками грудившиеся в рядах кресел, повернули головы на возмутительницу порядка, кто-то шикнул. Заскрипели кресла. В зале усилился шум. Дама-лектор вдруг замахала рукой в воздухе и необычайно крикливо выпалила:
- Все это чепуха! Вы пример приведите!
- Все сто двадцать учеников нашей школы - поэты! Это вам доказательство?
- Какой школы?
- Где эта школа? - оживился зал.
Ответ потонул в гуле недоверия. Над женщиной в зеленом дождевике засмеялись. Раздался свист. Студенческая аудитория защищала своего педагога, издевалась над неправдоподобными заявлениями невесть откуда явившейся скандалистки. А та уже заспешила между кресел к проходу. Окинув зал взглядом, она посмотрела на меня испытующе и быстро вышла за дверь. Возбужденный зал провожал ее хохотом, воплями и язвительными репликами. Я неспешно встал и последовал за вышедшей из клуба.
На улице шел дождь. Было пасмурно. Незнакомка, набросив на голову капюшон дождевика, стояла на деревянном тротуаре, дожидаясь меня. Высокая, в кирзовых сапогах, с тяжелой сумкой на ремне через плечо. Я подошел к ней и, назвав свое имя, признался, что покорен ее дерзостью.
- Ах, ерунда! - обнажив в полуулыбке два широких передних зуба, она поморщилась. Это была миловидная женщина. - Не хотят даже слушать!.. А вас я узнала!
Когда много ездишь, смотришь в лица, то кажется, что люди тебе уже знакомы, что ты их где-то встречал.
- Узнали? - удивился я. - Как вас зовут?
- Култукова Елена Васильевна, директор школы-восьмилетки, учительница.
- Елена Григорьевна? - переспросил я.
Лицо ее преобразилось:
- Нет, Васильевна! Вы меня не забыли? - Из больших глаз брызнули слезы, она отвернулась. - Вас я сразу узнала. Сижу и прямо кожей ощущаю в зале доброго человека, почти друга.
Мы медленно пошли по тротуару, завернули за угол дома, где за сломанным забором начинался парк с полуоборванными ветром деревьями, с желтыми листьями на аллеях. Присев на мокрую скамью, она заговорила бойко:
- Я нашла в Усть-Баргузине могилу родной мамы. Мама умерла при родах в сорок пятом. Отец Василий Петрович был военным летчиком, он погиб в последние дни войны, его сбили над Берлином.
- А где же Култуковы, Григорий Ефимович и Анна Ивановна?
- Анна Ивановна... мама... она уже умерла. Папа Гриша в Слюдянке, пенсионер. Я так виновата перед ними. И перед педагогами школы тоже. Вы слыхали о шестом чувстве? Все о нем говорят. Но у большинства людей оно давно атрофировалось, а я с помощью его вижу, как тот или иной человек идет в мою сторону за зданиями домов...
- О каких врожденных мыслях вы говорили сейчас в клубе? - заспешил я сменить тему разговора, отвлечь женщину от мрачных дум.
- А-а, - неопределенно поморщилась; лицо ее оставалось грустным. Случайно забрела на эту лекцию. Сама не знаю, зачем я здесь. Приехала в город проводить Васю Лемешева. Помните его? Наш сосед. Такой крепенький был пацанчик. - Она изобразила руками его фигуру. - Теперь летчик, служит в Германии, зовет меня, а мне школу бросать жалко, да и я была замужем, есть ребенок... Мужа моего вы тоже знали мальчишкой, Алексей Аввакумов. Хулиганистый, вечно в отцовской тельняшке щеголял. Я и вышла-то за него замуж из сострадания, очень он меня любил...
