Грегори Бенфорд - Панорама времен
— М-да, понимаю. Нужна американская электроника, — кивнул Маркхем. — Я проделал расчеты, о которых мы говорили, как нацелить тахионы на 1963 год с достаточной степенью надежности и так далее. Думаю, все должно сработать. Граничные условия не так страшны, как мы думали.
— Великолепно. Полагаю, у нас будет возможность применить эту технику.
— Кроме того, я разнюхал кое-что. Я знаю сэра Мартина, босса Петерсона, с тех пор, когда он работал в Астрономическом институте. Я дозвонился до него, и он обещал вскоре сообщить нам решение.
Ренфрю приободрился и на какое-то время перестал нервничать.
— А почему бы нам не подышать свежим воздухом? Сегодня очень приятный вечер, тепло, и еще не стемнело. — С этими словами Марджори открыла застекленную дверь и стала выпроваживать гостей из дома. Она надеялась, что Маркхемы отдадут должное ее саду. Так и произошло. Сильный запах жимолости чувствовался уже у дверей. Гости разбрелись по саду, под ногами скрипел гравий.
— Как в Калифорнии, нормально? — обратился Джеймс к Маркхему.
Марджори, прислушавшись, уловила некоторые фразы из ответа Маркхема:
— Руководство не закрывает Университетский городок Дэвиса, пока… Что касается нас — я сейчас работаю на полставки. И это благодаря профсоюзу.., мощное средство.., профессора объединились с конторскими служащими теперь.., эти чертовы студенты хотят, чтобы им читали курс по коммерции…
Когда Марджори посмотрела на него, беседа прекратилась.
Грэг потихоньку отстал от компании и остановился у края внутреннего дворика. Заметив его грустное лицо, Марджори подошла поближе.
— Я понятия не имела, что дела обстоят так скверно.
— Теперь везде так, — сказал он тусклым голосом уставшего от жизненных перипетий человека.
— Ну, — она старалась ободрить его, — мы здесь надеемся, что скоро все изменится к лучшему и лаборатории снова откроются. В колледжах настроены очень оптимистично в отношении…
— Если бы желания были лошадьми, то нищие — всадниками, — кисло усмехнулся он. Затем, взглянув на Марджори, добавил:
— Или же так: “Если бы лошади никуда не годились, то всадники стали бы нищими”. Я вообще люблю перефразировать клише, а вы?
Марджори решила, что такая неожиданная и резкая смена темы и настроения свойственна ученым-теоретикам. Конечно, их очень трудно понять, но с ними интереснее, чем с экспериментаторами, такими как Джон. В ответ она улыбнулась:
— Уверена, что в этом году, здесь, вы сможете отключиться от финансовых проблем.
— Хм-м. Да, конечно. Лучше жить в чьем-то прошлом здесь, чем копаться в собственном там. Здесь так прекрасно, что можно забыть окружающий мир. Здесь я наслаждаюсь досугом после занятий чистой теорией.
— Вы заперлись в башне из слоновой кости? “Здесь город мечтательных шпилей…” — так, кажется?
— Это Оксфорд — город мечтательных шпилей, а Кембридж — город мечтаний, от которых бросает в испарину.
— Вы говорите о научных амбициях? Грэг поморщился:
— Элементарный практический опыт подсказывает, что после сорока вы вряд ли можете разрабатывать новые теории. Конечно, все очень индивидуально. Множество великих открытий ученые сделали в пожилом возрасте, однако вы начинаете чувствовать, как способности потихоньку улетучиваются. Я думаю, то же самое происходит и с композиторами. Озарения возникают просто ниоткуда, пока вы молоды.., но потом наступает период взросления, ожесточения, наслоения одного на другое…
— А эта ваша работа с Джоном по передаче сообщений в прошлое, она действительно захватывает? Это ведь настоящий прорыв в науке и в жизни.
Лицо Грэга озарилось улыбкой:
— Да, у нас снова есть шанс. Это актуально, и никто, кроме меня, этой темой не занимается. Если бы не закрылось так много факультетов прикладной математики и теоретической физики, сейчас бы вокруг крутилось множество молодых талантливых парней.
Марджори шагнула в прохладу влажной зелени, которая заполонила собой садик.
— Я бы хотела спросить у того, кто знает, — сказала она, и голос выдал ее неуверенность, — что собой представляет этот тахион, с которым разбирается Джон? Он старается объяснить, но мне трудно понять, у меня гуманитарное образование.
Грэг, сцепив руки за спиной, внимательно вглядывался в темнеющее небо. Марджори отметила, что он вдруг стал задумчивым, будто отгадывал какую-то мучившую его загадку. Он продолжал смотреть куда-то вдаль, словно не замечая затянувшегося молчания. В небе, мигая зелеными хвостовыми сигналами, описывал дугу самолет. У Марджори возникло странное чувство непонятной вины.
— Я думаю, труднее всего понять, — заговорил Грэг так, будто мысленно написал статью и сейчас зачитывает ее, — какое отношение ко времени имеют частицы, летящие быстрее движения света.
— Да, в этом-то все и дело. Джон сразу перескакивает на вопросы приема и фокусирования.
— Эта близорукость человека, который должен заставить чертову игрушку работать, вполне понятна. Ну хорошо. Вы, конечно, помните, что доказал Эйнштейн столетие назад: скорость света — это предел скорости?
— Да.
— Ну, не очень популярное объяснение его теории относительности таково, — здесь он приподнял брови, как бы показывая свое пренебрежительное отношение к следующей цитате, — что “все относительно”. Конечно, в этом утверждении нет смысла. Ближе к истине утверждение, что во Вселенной нет привилегированного наблюдателя.
— Даже физики не привилегированны? Грэг улыбнулся этой подковырке:
— В первую очередь физики. Поскольку мы знаем суть происходящего. Как доказал Эйнштейн, два наблюдателя, перемещаясь относительно друг друга, не могут согласиться с тем, что два события происходят одновременно. Это потому, что свет обладает конечной скоростью и ему требуется совершенно конкретное значение времени, чтобы пройти от места события до наблюдателя, и это время окажется разным для каждого из них. Я могу с помощью простейшей математики…
— О, пожалуйста, не нужно, — засмеялась Марджори.
— Согласен. В конце концов, у нас вечеринка. Дело в том, что ваш муж охотится здесь за большой рыбой. Его эксперимент с тахионами способствует дальнейшему развитию теории Эйнштейна. Открытие частицы, движущейся быстрее света, приводит к тому, что оба наблюдателя не смогут прийти к общему мнению, какое из двух событий произошло раньше. Иными словами, становится неопределенным само понятие времени.
— Но, конечно, трудности возникают только с применением направленных пучков тахионов.
— Нет, здесь вы абсолютно не правы. Речь идет о фундаментальной проблеме. Видите ли, “световой барьер”, как называют проблему скорости света, удерживает нас во Вселенной, где существует упорядоченное понятие одновременности. Однако в этом случае мы можем по крайней мере сказать, в каком направлении движется время. А вот при появлении этих частиц нельзя сделать даже этого утверждения.
