Дмитрий Сергеев - Завещание каменного века
- Тринадцать, - повторил Герий и, поковы-рявшись в гнездах пульта, вытащил один из многочисленных трехзубых якорьков. За якорьком из гнезда потянулся гибкий коричневый жгут. Нужна была еще одна секунда, чтобы закрепить якорь в отверстии шара. Сильным толчком я повалил Герия на пол. Когда Герий пришел в себя, я попытался заговорить с ним на языке Виктора. Он явно не понял меня. - Кто тебя научил подключать новые блоки к машинной памяти? - спросил я, переходя на язык обитателей Земтера. - Блоки?..-переспросил Герий недоуменно. Он озирался с таким выражением, будто не знал, как очутился здесь. - Где ты был до этого? - Там. - Он неопределенно махнул рукой. - Где - там? Короткие морщины пересекли его лоб. - Я плохо помню... Там было страшно. Большая пустая комната и длинная змея с ледяным глазом...
Откровение Итгола
Пол, выстланный желтовато-коричневыми дубовыми плахами, встряхнуло, будто на глубине взорвалась мина. Глухо прокатился звук тяжелого удара - думм! Взрыв произошел где-то в коридоре. - Все оставайтесь на месте! - крикнул я. Паука в нише не было. Вдалеке слышался разноголосый шум. Пахло пороховыми газами. Несмотря на запрет, вслед за мной выбежали Итгол и Эва. Я не успел ничего сказать им: впереди нас из-за поворота выплеснулось пламя. Огонь растекался по верху синтетической обивки пола-сгорала тонкая пленка лака, но гудело так сильно, будто надвигался таежный пал. Два паука направили на бегущее пламя ручные огнетушители - пенистая струя с шипением вырвалась из стволов. Пламя мгновенно захлебнулось. Только воздух, наполненный гарью, неприятно першил в горле. Выключился свет. Из гибельной темноты, пахнущей сражением, донесся голос Эвы: - Помогите! Чье-то гибкое и сильное тело кинулось мне под ноги - споткнувшись, я растянулся на полу. Под рукой была шерстистая гладкая шкура. Ощутилось живое тепло, как если бы я наткнулся на собаку. О, да это же те хвостатые чудища. Но теперь их не двое - целая свора. Несколько пар рук сгребли меня. Я брыкался, но ничего не мог поделать: меня быстро поволокли вдоль темного коридора. Я различил запах крошеного камня. - Пустите меня! - совсем близко раздался голос Эвы. Я рванулся, но без толку. Вскоре я различил голос Итгола. Он, оказывается, выскочил сквозь пролом в стене следом за нами и тоже был схвачен хвостатыми. Что ж, провокация удалась. Я это понял. Теперь мы находились по другую сторону охранительного барьера, и здесь уже, как видно, не действовал закон - не причинять вред человеку. Нас волокли бесцеремонно...
- Вспомни пароль! - крикнула мне Эва. Какой пароль? Я не знал никакого пароля... Нас бросили в какой-то каменный мешок. Без воды, без пищи. Ясно было, что долго нас здесь не продержат. Машина преступила закон. Она не поверила нам и теперь сама готовилась взять у нас максимум информации... Первой уснула Эва. Итгол пока крепился. Интересно, подозревает ли он об участи, которая нас ждет? Словно услышав мой вопрос, Итгол сказал: - Нас препарируют, каждого по-разному. В голосе его не было ни отчаяния, ни насмешки. Он говорил спокойно и словно не о нас, не о самом себе. - Вы не боитесь смерти? - спросил я. Он долго молчал. В темноте по изменившемуся дыханию я понял: он собирается говорить. - Не знаю, - сказал он. - Наверно, было бы лучше, если бы я боялся. А то как земтерянин... Я не понял, что он имеет в виду. - Вы хотите сказать, что это свойство характера земтерян - вялость и равнодушие? - Земтеряне стары. - Он оказал это так, словно самого себя не причислял к эемтерянам. - Стары? - удивился я. - Герию и Либзе меньше двадцати лет. - Стар не кто-то в отдельности, а человечество Земтера в целом. - Разве может быть старым человечество? На смену одним поколениям приходят новые. Они не могут быть старыми, - возразил я. - Они - нет. Состарилась их цивилизация. Из-за междоусобиц земтеряне объединились слишком поздно, чтобы можно было исправить ошибку, допущенную раньше. Их цивилизация развивалась по пути искусственного создания наилучших условии, применительно к потребностям человеческого организма: удобные, комфортабельные жилища, пища в достаточном количестве и непременно содержащая все необходимое, режим занятий и отдыха, наиболее благотворно влияющий на развитие и существование собственного тела и психики, развлечения, вызывающие положительные эмоции, - одним словом все, чтобы человек чувствовал себя уютно и был счастлив именно в границах, поставленных собственною природой. Качественная перестройка их организма стала невозможной. По существу, люди оказались в оранжерейных условиях. У них пропала жажда познавать мир и самих себя. Накопленные знания стали доступны каждому; чтобы овладеть ими, не требовалось никаких усилий - в любой момент можно было подключиться к информационному центру и получить готовый ответ. А если ответ известен, у кого возникнут вопросы? - Но какой же путь могло еще избрать человечество? - спросил я. - Не подчинять природу, не накапливать знаний? - Подчинить природу невозможно. Формула "Человек - царь природы" честолюбивая и лживая. Человек сам - часть природы. Земтеряне считали, что им удалось подчинить природу. На деле же они полностью закрепостили себя вынуждены вечно поддерживать строго регламентированные условия, при которых только и способны существовать. Незначительное отклонение уже способно вызвать их гибель. Нужно стремиться не к покорению природы, а к наиболее выгодному с ней контакту. - Чтобы утверждать так, - возразил я, - мало одних теоретических соображений - нужен эксперимент. Известно где-нибудь во Вселенной такое человечество? Итгол, будто спохватившись, не проговорился ли он, внимательно посмотрел на меня, словно решая, можно ли мне доверять. Видимо, посчитал - можно. - Есть. Одно из них находится в созвездии Х-ЦФ73 по земтерской классификации. - И, конечно же, они знают о Земтере? - Знают. - Почему же они не помогут земтерянам выйти из тупика?.. Этот разговор накануне возможной смерти мог показаться по меньшей мере странным. Но спокойствие Итгола, его откровение так повлияли на меня, что я забыл о предстоящем. И только во сне беспокойство вернулось ко мне.
Пароль
...Во сне я был одновременно и зайцем, и охотником. Я затаился в кустах позади пня, увенчанного шапкой из снега. Больше всего я боюсь, что меня выдадут уши, - они, конечно, торчат над снеговою папахой. Хорошо бы ввести моду: подрезать зайцам уши, как догам. Тогда бы уши не выдавали... Я охотник. Давно уже выследил зайца и про себя посмеиваюсь над его наивностью: выбрал место, где прятаться! Заяц тоже знает, что обречен, - готовится к последнему, отчаянному прыжку. Но руки охотника уже готовы схватить зайца. Куда ему деться с такими длинными ушами? Моя рука вот-вот ощутит теплую мякоть заячьих ушей. - Не смей этого делать! - произнес знакомый голос. Сразу никак не могу вспомнить - чей именно. Проснулся оттого, что сам шептал: "Не смей этого делать!" Чем-то эта фраза поразила, будто меня внезапно окатили ушатом холодной воды. Даже и наяву мысленно слышу тот же поразительно знакомый голос: "Не смей этого делать!" Так ведь точно эта же фраза, произнесенная тем же голосом, который приснился мне, - мелькнула в сознании у мальчишки, когда он с проволочным колпаком на голове сидел у камина! Тогда она не врезалась мне в память, я даже не обратил на нее внимания. Изо всех сил пытаюсь вспомнить, к чему именно относились эти слова. Что же замышлял мальчишка? Почему-то я был убежден: нужно во что бы то ни стало вспомнить все самые закоулочные мысли мальчишки, которые промелькнули у него в последние часы перед отлетом с Карста, - от этого будет зависеть наша судьба. Сейчас я твердо знал; угрызения совести, которые мучили меня, были не моими-мальчишкиными. Я знал, конечно, что замышлял мальчишка: ксифонная запись передала в мой мозг не только информацию о том, что он совершал, но и самые потаенные его намерения. Надо лишь вспомнить. Вспомнить! "Меня пожалел один только мальчик"... Голос Машины с четкой ясностью воспроизвелся в памяти. Бог мой! Я ведь уже тогда почти догадался обо всем: "Не смей этого делать!" Лицо дяди Виктора словно вытесано резцом. Продольные морщины, рассекавшие его щеки, углубились и одеревенели. Он повернулся спиною к затопленному камину - из-за черной тени высокий лоб кажется отполированным из базальта. "Она останется одна. Совсем одна!" Эти слова произнес я - мальчишка. Я о чем-то прошу, даже умоляю дядю Виктора. "Она всего лишь Машина - она не может страдать от одиночества". "Дядя Виктор, - настаиваю я. - Вы же сами говорили мне: никому до конца неизвестно, что она может!" "Да. И поэтому нельзя вводить в нее лишнюю информацию - только то, что требуется для обслуживания астероида. Если бы... если бы ничего не произошло - тебе не на Землю, мне не на другой астероид - ты бы сам стал здесь мантенераиком. Поэтому я и доверил тебе пароль. Один только ты знаешь пароль. Ты и я". Все дальнейшее как обрезало. Вспышкой памяти осветило только кусочек сцены - разговор мальчишки с Виктором. Пароль. Снова пароль. О каком пароле он говорил? Почему Эва знает, что должен быть какой-то пароль? Еще немного, и я свихнусь от всего этого.
