Олег Овчинников - Кокон
Именно она заставляла всякого, кто пытался сесть на отреставрированный табурет, вскрикивать и нервно хвататься за первое, что подвернется под руку. Это отвратительное чувство: ты опускаешься на стул заученным с детства движением, на привычный стул, на который прежде садился бессчетное число раз, а стул, выражаясь примитивным языком ощущений, все не наступает и не наступает. В той точке траектории твоего тела, где оно обычно встречалось с гладкой поверхностью сиденья, ты к ужасу своему обнаруживаешь один лишь воздух и, естественно, вскрикиваешь, и рефлекторно совершаешь хватательные движения, и падаешь вниз… на высоту подпиленных ножек. Дешевенький аттракцион, но по остроте ощущений он не уступает крутым рельсовым горкам луна-парка, изобретение которых русские и американцы великодушно приписывают друг другу.
Вот и с лестницей получилась примерно та же история. Только хуже, принимая во внимание, что падение с нее могло не ограничиться пятью сантиметрами, как в случае с табуреткой. И даже двадцатью, на которые на самом деле отличаются интервалы между ступеньками на разных ее участках. Здесь счет мог пойти на метры. И еще может пойти, если Антон не продемонстрирует в ближайшее время чудеса ловкости и смекалки.
Тросовую лестницу, как и большую часть прочего снаряжения, он мастерил сам, дома, украдкой. Трудился урывками половину апреля и весь май, выбирая для работы те моменты, когда Аля была в школе. Готовил сюрприз для супруги. И в результате приготовил, только скорее для себя. Когда на середине изготовления двадцатипятиметровой лестницы Антон обнаружил, что троса для навески поперечных перекладин-ступенек осталось неожиданно мало, он не отправился в магазин за новым мотком – время поджимало, да и денег было в обрез, – а вспомнил о модном лозунге, украшавшем все подступы к городу и, в частности, крышу соседней девятиэтажки со стороны фасада, выходящего на бульвар. «Экономика должна быть экономной!»
Антон решил поддержать отечественную экономику. Он стал крепить ступеньки реже, не через сорок сантиметров, как рекомендовалось в справочнике, а через шестьдесят. В итоге получилась лестница с переменным шагом, а ее изготовитель пошел на поводу у памяти тела и оказался в таком вот неловком положении. Иначе говоря, попал в просак. Кстати, просаками когда-то на Руси называли именно плетеные канаты, их развешивали во дворе для просушки, и тот, кого угораздило в них запутаться…
Хватит! – Антон решительно пресек всплеск эрудиции, вызванный то ли перенесенным шоком, то ли притоком крови к голове. Не время изображать южноамериканского ленивца и искать, кого бы обвинить в собственных бедах. Еще полчаса такого висения и наступит кровоизлияние в мозг. Так что пора выбираться.
Только вот как?
Подняться, опираясь на путеводную нить не получится – хлипкая веревка в случае чего способна поддержать разве что психологически. Остается два варианта. Первый: ухватиться руками за перекрученную лестницу, которая свисает где-то за головой, и долго дрыгать ногами в надежде выпутаться из ловушки, затем завершить так неудачно начатое сальто, и оказаться в положении «верхом на канате». И второй: понадеявшись на крепость пут, сложиться пополам, одной рукой перехватиться за лестницу как можно выше, другой попытаться распутать ноги. Второй вариант казался Антону предпочтительнее. В нем не было резких движений и меньшая нагрузка приходилась на кисти рук.
В принципе, похожее упражнение он не раз выполнял на турнике. Повиснуть вниз головой на перекладине, держась за нее мысками кедов или просто участками босых стоп, которые иллюстрированный анатомический справочник определял как плюсны, затем, нависевшись вдоволь, согнуться, подать корпус вперед и вверх и ухватиться за перекладину руками. С той разницей, что за турник Антон цеплялся все-таки двумя ногами, а не одной, шероховатая материя кедов обеспечивала лучшую сцепляемость, чем глянцевая гладкость резиновых сапог, да и сама перекладина располагалась не на высоте десятка метров и не над острыми камнями. Кроме того, нужно признать, это упражнение никогда не было его любимым.
Лестница-канат уже не раскачивалась из стороны в сторону и не закручивалась вокруг своей оси. Антон повисел еще немного, успокаиваясь и собираясь с силами. Сделал глубокий вдох, другой и… поймал себя на том, что просто тянет время. А, все равно не надышишься! Тогда он зажмурился так, что зашумело в ушах…
И увидел на внутренней поверхности век улыбающуюся физиономию Жана Поля Бельмондо. Вернее сказать, большой цветной плакат с его изображением. На плакате актер стоял на фоне неправдоподобно-голубого неба, просунув большие пальцы рук в петли на поясе джинсов, в просторной рубашке навыпуск с засученными по локоть рукавами. Просто стоял, смотрел чуть исподлобья и улыбался. И ни взъерошенные ветром волосы, ни отчетливые морщины на лице, ни пухлые боксерские губы, ни нос – огромная, точно экспонат с выставки достижений народного хозяйства, картошка – ничто не могло нарушить его очарования. Бельмондо… Антон где-то читал, что все рискованные трюки в фильмах этот замечательный актер выполняет сам, без каскадеров и, кажется, без страховки. Совсем как Антон сейчас. Правда, в отличие от Жана Поля, ему придется обойтись также без консультанта, без постановщика трюков, без осветителя и, самое главное, без надежды на повторный дубль.
Он открыл глаза. В темноте это не имело особого смысла, но он открыл их, как будто для того, чтобы взглянуть в лицо опасности. И когда он сделал это, изображение его кинематографического кумира сперва качнулось назад, словно от ветра, потом медленно растаяло. Но прежде чем оно полностью растворилось в окружающей тьме, Антону показалось, что лицо с плаката подмигнуло ему. Пора.
В голове уже не стучало – тикало. Счет шел на секунды. У него уже начались видения, что дальше? Постепенное онемение конечностей или сразу – тромб, спазм и пустота? Всепоглощающая атеистическая пустота?
– Бо… Бовенка? – нерешительно позвал Антон, едва не выронив фонарик, и замолчал, не зная, что следует говорить дальше.
Никто не откликнулся на его невнятный призыв. Даже эхо.
Тогда он начал действовать. Не спеша, но и не теряя времени. Не давая себе возможности задуматься, снова начать взвешивать за и против и в итоге испугаться.
С первого же мгновения, с неловкого взмаха рукой и мысленного: «И – раз!» Антон почувствовал разницу. Он висит не на турнике, а то, что собирается сделать, не имеет ничего общего со знакомым упражнением. Это сравнение было необходимо на этапе раздумий, чтобы вывести его из прострации, помочь решиться, убедить, что он это сможет – и только! Дальше – только собственные силы и воля к победе, без упования на прошлый опыт. Ему не нужно выполнить задуманное технически чисто, пусть ни один судья не покажет ему даже шестерку, зато в результате он может обрести нечто большее, чем олимпийская медаль по спортивной гимнастике. Свою жизнь.
