Николай Романецкий - Отягощенные счастьем
— Знаю я твои рекламации, — сказал папка. — Всю жизнь от них бегаю.
— Знаешь?! — удивился дядя Дик. — Откуда?
— Догадался.
— Давно?
— Нет. Года два назад. Когда Гута рассказала мне, как ты к ней захаживал и чем с нею занимался. Это мне глаза и открыло. Оставшись наедине с такой бабой, как моя Гута, ни один бы нормальный мужик не удержался.
Дядя Дик фыркнул:
— А может, я тоже не удержался!
— Тогда бы она передо мной еще раньше раскололась.
— Ты так ей веришь?
— Да, я так ей верю.
— А она тебе?
Папка долго молчал, потом твердо сказал:
— Это не твое дело, Ричард.
— Да, — согласился дядя Дик, — это действительно не мое дело… Когда ты сидел, все это тоже было не мое дело.
— Когда я сидел, ты к Гуте прислонялся. Да только ничего тебе не отломилось.
— К твоей Гуте прислонишься! — Дядя Дик решил перевести все в шутку.
— Где прислонишься, там и с копыт слетишь!
Но папка шутки не принял:
— Впрочем, что это я?.. Ты только вид делал, будто к Гуте прислоняешься. В общем, мы оба прекрасно знаем, зачем ты тогда к ним ходил. И помогал зачем… Мне другое интересно. Зачем ты сегодня сюда явился?
— А в то, что я явился дать тебе совет, ты не веришь?
— Нет, не верю, — сказал папка. — И ты бы, Дик, тоже не поверил.
Дядя Дик хохотнул:
— Твое счастье, черт конопатый, что теперь все это уже не имеет ни малейшего значения. А то попал бы ты в переплет! — Дядя Дик говорил самым прикольным тоном, но Мария вдруг поняла, что он вовсе не прикалывается.
— Если бы все это имело хоть малейшее значение, я бы тебе и слова не сказал о своих знаниях. — Папка повторил тон дяди Дика.
Помолчали. Потом дядя Дик сказал — уже без прикола:
— И тем не менее я пришел дать тебе совет. Хочешь — верь, хочешь — не верь, но возврата назад не будет. Нас же не зря отсюда убирают. Ученые считают, что Зона закуклилась надолго. Если не навсегда. Но жизнь-то продолжается. Так что делайте выводы, господин экс-сталкер!
Снова звякнул стакан, забулькало.
— Да пошел ты со своими советами! — сказал папка, хрюкнув. — Делайте выводы… Тебе легко говорить. Для тебя везде работа найдется. Не сталкеров будешь пасти, так торговцев наркотиками. А я? Мне скоро сорок, а что я умею, кроме как хабар по ночам на пузе таскать?.. Впрочем, это как раз не главное. Устал я. Дик, вот что главное. Гуталин когда-то говорил, что Зона сделана Богом для того, чтобы испытать людей. Может быть, может быть… Однако испытание Зоной мы прошли, кто лучше, кто хуже, но прошли. А вот как пройти испытание ее недоступностью?
— Блажишь ты, Рыжий! — сказал дядя Дик. — Неужели ты не понимаешь, что если не перестанешь корчить идиота, то угробишь и себя, и жену, и дочь?
Наступила тишина. В детской пахло сиреневым цветом, но не поэтому Мария затаила дыхание.
Потом папка сказал:
— Какой смысл? Я угробил жену и дочь много лет назад. Наверное, за это меня Бог и наказывает.
— Тьфу ты, Господи! — Дядя Дик длинно и грязно выругался. — В общем, я тебе все сказал, Рэд. Остальное зависит от тебя самого. Так что думай!
Папка молчал. Тогда дядя Дик встал, заглянул на кухню и, коротко попрощавшись с мамой, ушел.
А Мария вновь затаила дыхание.
6. ГУТА ШУХАРТ, 26 ЛЕТ, ЗАМУЖЕМ, ДОМОХОЗЯЙКА
Веточки корявые, туман-то этот и в самом деле пропал! Похоже, Барбриджу все-таки можно верить… По крайней мере, до сих пор дорога полностью соответствует его рассказу. Ага, а вот и они, голубушки, обещанные вагонетки, где сталкеры устраивают передышку. Наконец-то!.. А вон и разбитый вертолет, валяется метрах в двухстах от насыпи. Все верно, значит, тут надо сворачивать с насыпи. Справа должно быть болото. Веточки корявые, а туман-то там висит, как и висел, — ничего не видно.
Ладно, подруга, самое время перекусить. Съесть шоколадку да кофе попить. Сигарету выкурю, от самого кладбища не курила. Передохнуть не помешает. По трясине дальше шагать, не по шпалам да кладбищенским дорожкам. Хотя здесь и шпалы могут оказаться хуже трясины. Запросто… Как говорит Рэд — Зона есть Зона…
Ах, Рэд, мой Рэд!.. Что же ты натворил на этот раз? Неужели ты и в самом деле пошел за Золотым шаром? Зачем взял себе в напарники Артура Барбриджа, ничего не сказав безногому? И почему вы до сих пор не вернулись? Ведь раньше ты никогда не пропадал больше чем на трое суток. А сегодня уже шестые!.. Да только не верю я в твою смерть. Что бы там ни говорила эта старая безногая сволочь… Не верю я! И не поверю, пока сама не увижу тебя мертвым!.. Черт бы побрал его, этот проклятый туман! Не могу же я и дальше идти на ощупь.
Веточки корявые, куда он делся, этот чертов туман? Ведь только что покрывал все болото… А впрочем, к чему голову ломать? Пропал и пропал. И слава Иисусу!
Так, Барбридж сказал, чтобы я спускалась с железнодорожного пути очень осторожно. Иначе начнет осыпаться под ногами галька. А это вроде бы опасно. Хотя чем опасно, я так и не поняла. Ну и плевать!.. Черт, как вниз тянет! Рюкзак тяжеловат получился. Все-таки продукты в нем, на трое суток взяла. Как Барбридж посоветовал… Неужели мне и в самом деле придется провести здесь целых трое суток? Да я же с ума сойду!.. Впрочем, об этом сейчас лучше не думать…
Ого, ничего себе болото! А Барбридж говорил, что оно проходимо. Может, я заблудилась?.. Впрочем, нет, все верно. Вон он, тот холм. С обгорелым деревом на вершине. Этот холм старик велел обойти справа. Еще правее должен остаться другой холм. Вот он. У него вершина голая, а по всему склону каменная осыпь. Нет, болото — то самое, вон и темно-серое пятно виднеется, окруженное ржавой водой. Взглянем-ка на карту… Да, в этом самом месте Барбридж поставил крестик, сказал, тут лежит сталкер-неудачник. Вернее, то, что от того сталкера осталось… Может быть, это и есть Стефан Норман, Очкарик, сын старой Эллин. Шел в карьер с надеждой, наверняка желал изменить свою жизнь. Может, отца хотел вернуть из Европы… А теперь от него лишь темно-серое пятно осталось. Да крестик на карте. Кстати, Барбридж еще два крестика поставил: один на склоне левого холма, а другой — на каменной осыпи правого. Сказал, между этими крестиками и пролегает наиболее безопасная дорога. Ишь ты, наиболее безопасная!.. Не просто безопасная, а на-и-бо-ле-е. Запугивал, старый хрыч!.. Вот только никаких темно-серых пятен на склонах холмов я что-то не вижу. Достанем-ка бинокль… Нет, все равно ничего не видно. Должно быть, от этих двух сталкеров даже пятен не осталось. А вдруг и меня то же ждет?.. Пресвятая Дева, спаси и помилуй!
Э-э, голубушка, с такими мыслями соваться в болото — последнее дело. Что бы ни случилось, от тебя останется Мартышка. Но ради ее, Мартышки твоей, ты просто обязана дойти. И вернуться!
