Джордж Мартин - Хлеба и рыбы
– Такие решения, о которых вы говорите, по своей природе всего лишь временные меры, – сказал Хэвиланд Таф. – Это очевидно. Единственно верное решение проблемы – это контроль за численностью населения.
– Вы нас не понимаете, Таф. Ограничение рождаемости – это просто проклятие для большинства с'атлэмцев. Его никогда не поддержит такое количество людей, чтобы с ними пришлось считаться – и если они и согласятся с этой идеей, то уж не для того, чтобы избежать какой-то идиотской нереальной катастрофы, в которую все равно никто не верит. Несколько особенно глупых и особенно наивных политиков пытались это сделать – их тут же облили грязью, заклеймили как безнравственных сторонников антижизни.
– Понятно, – сказал Хэвиланд Таф. – А вы, Начальник порта Мьюн, тоже человек сильных религиозных убеждений?
Она нахмурилась и отпила глоток пива.
– Да нет, черт возьми. Кажется, я агностик. Не знаю, я не очень-то об этом задумывалась. Но я тоже за нулевой вариант, хотя внизу я бы никогда в этом не призналась. Многие «паучки» – нулевики. В маленькой замкнутой системе, такой как наш порт, последствия неограниченного размножения быстро становятся очевидными и неприятными. Внизу это не так заметно. А церковь… вам известно о Церкви Эволюционирующей Жизни?
– Недавно я получил общее представление о ее заповедях, – ответил Таф.
– С'атлэм колонизовали старейшины Церкви Эволюционирующей Жизни, – пояснила Толли Мьюн. – Они бежали от религиозного преследования на Таре. А преследовали их потому, что они размножались с такой скоростью, что грозили занять всю планету, что не особенно нравилось тарцам.
– Вполне понятное чувство, – вставил Таф.
– То же самое погубило и программу колонизации, которую несколько веков назад предприняли экспансионисты. Церковь – ну, она учит, что назначение жизни – заполнять Вселенную, что жизнь – абсолютное добро. Антижизнь – энтропия – абсолютное зло. Считается, что между жизнью и антижизнью существует что-то вроде соревнования, борьбы. Мы должны эволюционировать, учит Церковь, через все более высокие и высокие ступени чувственности и гениальности стать подобными богам и успеть предотвратить тепловую гибель Вселенной. Поскольку эволюция происходит посредством биологического механизма размножения, мы должны размножаться, должны обогащать свой генофонд, должны сеять наше семя на других звездах. Ограничивать рождаемость… это значит вмешиваться в переход к следующей ступени эволюции человечества, не дать родиться гению, будущему богу, носителю одной мутантной хромосомы, которая могла бы вывести человечество на следующую высшую ступеньку лестницы.
– Кажется, я уловил суть символа веры.
– Мы свободные люди, Таф, – продолжала Толли Мьюн. – Разные религии, свобода выбора и все такое. У нас есть эриканеры, старохристиане, Дети Мечтателя. У нас есть бастионы Стального Ангела, общины Мелдера, все, что хотите. Но больше восьмидесяти процентов населения все же принадлежат к Церкви Эволюционирующей Жизни, и их вера сейчас сильнее, чем когда-либо раньше. Они смотрят вокруг и видят все плоды учения церкви. Когда у вас миллиарды людей, у вас есть миллионы гениев и есть стимул, который создают яростное оплодотворение, жестокая конкуренция, невероятная нужда. Так что неудивительно, черт возьми, что С'атлэм достиг поразительного уровня технического развития. Они видят свои города, свой лифт, видят людей, которые приезжают к нам учиться с сотни планет, видят, как мы затмеваем все соседние миры. Они не видят катастрофы, а лидеры церкви говорят, что все будет хорошо, так какого же черта они должны воздерживаться?!
Она с силой хлопнула ладонью по столу, обернулась к официантам.
– Эй, там! – крикнула она. – Еще пива. И побыстрей!
Она снова повернулась к Тафу:
– Так что не нужно мне ваших наивных предложений. В нашей ситуации контроль за рождаемостью совершенно неприемлем. Это невозможно. Вы это понимаете, Таф?
– В моих интеллектуальных способностях можете не сомневаться, – сказал Хэвиланд Таф. Он гладил Панику, которая, наевшись ветчины, устроилась у него на коленях. – Тяжелое положение с'атлэмцев тронуло мое сердце. Я постараюсь сделать все возможное, чтобы облегчить ваши страдания.
– Значит, вы продадите Ковчег? – резко спросила она.
– Это необоснованное предположение, – ответил Таф. – И все же, прежде чем улететь на другие планеты, я, конечно, сделаю все, что смогу как инженер-эколог.
Официанты внесли десерт – большие сине-зеленые желейные фрукты, плавающие в вазочках с густыми взбитыми сливками. Паника понюхала сливки издалека и вспрыгнула на стол, чтобы изучить их поближе.
Толли Мьюн покачала головой.
– Заберите это, – сказала она, – слишком жирно. Мне просто пива.
Таф взглянул на нее и поднял палец.
– Минуточку! Не стоит выбрасывать вашу порцию этого восхитительного кушанья. Паника с удовольствием им полакомиться.
Начальник порта отпила глоток из новой кружки с темным пивом и нахмурилась.
– Мне больше нечего сказать, Таф. У нас кризис. Мы должны получить этот корабль. Это ваш последний шанс. Продадите?
Таф посмотрел на не. Паника быстро поглощала десерт.
– Моя позиция неизменна.
– Ну, тогда извините, – сказала Толли Мьюн. – Я этого не хотела.
Она щелкнула пальцами. В возникшей тишине, когда было слышно только, как Паника лакает сливки, этот звук прозвучал, словно выстрел. Рослые предупредительные официанты, стоявшие у прозрачных хрустальных стен, сунули руки под свои аккуратные черные с золотом ливреи и достали нервопистолеты.
Таф моргнул, обернулся сначала вправо, потом влево, осмотрев каждого по очереди. Паника в это время добралась до его десерта.
– Предательство, – спокойно сказал он. – Я разочарован. Вы воспользовались моей доверчивостью и добродушием.
– Вы сами меня заставили, Таф, вы паршивый идиот…
– Подобные гнусные оскорбления не оправдывают вашего предательства, а лишь усугубляют его, – заявил Таф, держа в руке ложку. – Полагаю, теперь меня тайно, злодейским образом умертвят?
– Мы цивилизованные люди! – гневно воскликнула Толли Мьюн, злая на Тафа, на Джозена Раэла, на проклятую Церковь Эволюционирующей Жизни и больше всего на саму себя за то, что допустила дело до этого. – Нет, вас не убьют. Мы даже не украдем у вас этот брошенный корабль, к которому вы так чертовски привязаны. Все по закону, Таф. Вы арестованы.
– Несомненно, так, – сказал Таф. – Подчиняюсь. Я всегда стараюсь соблюдать местные законы. По какому обвинению меня будут судить?
Толли Мьюн хмуро улыбнулась, прекрасно понимая, что сегодня в «Паучьем Гнезде» ее будут называть Стальной Вдовой. Она показала на дальний конец стола, где сидела Паника, и улыбнулась.
