Пирс Браун - Золотой Сын
Делаю шаг к Августусу, и Лето на всякий случай придвигается к нему поближе, хорошо зная мой буйный нрав.
– Монсеньор, на Пробе именно вы поставили меня в пару с Юлианом Беллона! Я убил его ради вас. Ради вас я сражался с Карнусом. Я и мои люди держали рот на замке и ни разу не проговорились о том, как вы пытались купить своему сыну победу в училище, – напоминаю я, заметив, что Лето поморщился. – Я изменил записи. Доказал, что я лучше ваших кровных наследников. А теперь вы, монсеньор, сочли меня обузой?
– Да, ты аурей, – соглашается со мной лорд-губернатор, продолжая изучать данные на встроенном в столешницу мониторе. – Но ты – никто. Твоя семья мертва. Ни земель, ни ресурсов, ни поста в правительстве они тебе не оставили. Все было конфисковано в счет уплаты долгов. Все, в том числе честь. Так что довольствуйся крошками с хозяйского стола и радуйся милостям судьбы!
– А я думал, что дело для вас важнее титулов! Мустанг оставила вас, монсеньор! Не повторяйте эту ошибку, отсылая и меня!
Только сейчас он снисходит до того, чтобы взглянуть на меня. Ледяной, нечеловеческий взгляд – отстраненность, холодный расчет и чудовищная, сверхъестественная гордость. Гордость, которая больше его самого. Она берет свое начало в эпоху первых жалких попыток освоения космоса. Гордость дюжины поколений, гордость его предков, его братьев и сестер, со временем превратившаяся в бриллиант чистой воды, идеальный сосуд. Она не терпит поражений и не прощает ошибок.
– Мои враги унизили тебя, Дэрроу. Значит, они унизили и меня. Ты говорил, что победишь, но проиграл. Вот и все.
5
Ужин
Скоро я умру.
Когда наш челнок начинает удаляться от флагманского корабля Августуса, пробираясь между кораблями армады Цептера, ни о чем другом я думать не могу. Сижу рядом с другими копейщиками, прекрасно понимая, что перестал быть одним из них. Они всё знают. Никто со мной не заговаривает, да и зачем? Политической ценности я собой не представляю. Слышу, что Тактусу предлагают пари: сколько дней я протяну без защиты Августуса. Кто-то из копейщиков говорит: три дня. Тактус бурно спорит с ним, показывая, насколько он предан мне еще со времен училища.
– Десять дней, – заявляет он, – минимум десять дней!
А ведь это он отдал приказ запускать эвакуационную капсулу, не дождавшись меня. Так и знал, что дружба золотых – штука ненадежная, но его поведение все равно меня ранит, заставляя ощутить невыразимое одиночество. Среди золотых мне всегда было одиноко, но я обманом заставил себя забыть об этом. Какое, на хрен, одиночество? Я не такой, как они! Поэтому я молчу, смотрю в окно на корабли армады и жду, когда появится Луна.
Срок действия моего контракта истекает в последний вечер перед саммитом. Все правящие семьи собираются на Луне, чтобы разобраться со всеми проблемами, как насущными, так и пустяковыми. У меня есть всего три дня, чтобы восстановить репутацию и дать им понять, что лорд-губернатор просто-напросто не смог оценить меня по достоинству. Однако для них я все равно буду бракованным товаром, пусть и довольно ценным. Мною попользовались, а потом выкинули за ненадобностью. Кому такой нужен?
От судьбы не уйдешь. Несмотря на облик и таланты золотого, я остался посредственностью. От одной мысли об этом хочется с кровью вырвать знаки, которыми отмечены мои руки. Раз уж из меня хотят сделать раба, надо соответствовать!
Мало того, за мою голову еще и назначена награда! Разумеется, неофициально. Это противозаконно, так как я не являюсь врагом Сообщества. Мой враг куда страшнее, он более жесток, чем любое правительство. Мой враг – женщина, пославшая Карнуса и Кэгни в Академию.
Ходят слухи, что каждый вечер с того дня, как я лишил жизни Юлиана во время Пробы, его мать, Юлия Беллона, садится во главе длинного стола в церемониальном зале семьи на склонах Олимпа, ждет, пока розовые прислужники не поставят перед ней серебряный поднос с полукруглой крышкой и не приподнимут ее. Каждый вечер поднос оказывается пустым. Каждый вечер она печально вздыхает, обводит грустным взглядом членов семьи и выносит им один и тот же приговор: «Вы меня не любите. Если бы любили, то здесь лежало бы сердце, вид которого удовлетворил бы мою жажду мести! Если бы любили, то убийца моего мальчика уже давно испустил бы дух! Если бы любили, то восстановили бы поруганную честь своего брата! Но вы меня не любите! Вы не любите его! Не любите! Что я сделала, чтобы заслужить такую ужасную семью?» А потом весь род Беллона молча наблюдает, как их матриарх с трудом поднимается из кресла и выходит из зала, скорее напоминая бестелесного призрака, чем женщину.
Все это время поднос Юлии Беллона был пуст лишь благодаря оружию, деньгам и имени лорда-губернатора. Все это время я оставался в живых лишь благодаря столь ненавистной мне политике. Не пройдет и трех дней, как я лишусь этой защиты, и о ней позабудут, вот тогда придется рассчитывать только на себя и на уроки, преподанные мне учителями.
– Дуэль будет, как пить дать, – шепчет один из копейщиков. – От такого вызова можно отказаться лишь ценой собственной чести, – продолжает он громче и увереннее. – Если Кассий вызовет Жнеца на поединок, тот не сможет увильнуть.
– Жнец тот еще пройдоха, что-нибудь придумает, – качает головой Тактус. – Тебя-то там не было, но уж поверь, Аполлона он убил не своей сногсшибательной улыбкой!
– Лезвием его чикнул, а, Дэрроу? – насмешливо спрашивает другой копейщик. – Что-то давненько тебя в фехтовальном зале не видать!
– Да он там вообще не появляется, – поддерживает его другой. – Эльф не занимается тем, что ему не дано, да?
Сидящий рядом со мной Рок сердито ерзает. Кладу руку ему на плечо, а потом медленно поворачиваюсь и пристально смотрю на насмешника. За его спиной сидит Виктра и с ленивым интересом наблюдает за сценой.
– Я не люблю фехтование, – по слогам произношу я.
– Не любишь? Или просто не умеешь? – со смешком спрашивает кто-то.
– Да отстаньте вы от него! Мастера лезвия – дорогое удовольствие, – замечает Тактус.
– Вот оно как, Тактус? – говорю я.
– Ой, ну ладно тебе! – морщится он. – Я же просто шучу! Ты чертовски серьезен, Дэрроу, раньше с тобой было веселее!
Рок что-то шепчет Тактусу на ухо, тот хмурится и отворачивается, но слов я не расслышал. Вспоминаю те деньки, когда все эти золотые игры казались мне детским лепетом. Что же изменилось? Рядом нет Мустанга, вот что…
– Ты достоин большего, – прошептала она, провожая меня в Академию. – Ты не должен становиться убийцей. Не должен развязывать войну, – продолжала она твердым голосом, глядя на меня полными слез глазами.
– Разве у меня есть выбор? – спросил я.
