Иван Цацулин - Атомная крепость (Книга 2)
Женщина боязливо покосилась в сторону веранды, ответила почти шепотом:
- Он не разрешает.
- Кто - он?
- Знакомый его - инженер, товарищ Егоров.
Прокудин в изумлении передернул плечами:
- С каких это пор командует в вашей семье какой-то Егоров? Вашего мужа следует положить в больницу, там и лечение и уход лучше, да и вы, вижу, совсем с ног сбились, шутка ли - такие несчастья...
- Не разрешает, - безнадежно повторила женщина. - А Михаил Борисыч приказал мне во всем слушаться Егорова.
Она немного успокоилась и уже не держала Прокудина у калитки, они шли по направлению к веранде. Когда поднимались по ступенькам, в дверном проеме выросла фигура крупного мужчины с холеной рыжей бородой, с широкими стеклами золотых очков.
- Нельзя! - грубо, с оттенком угрозы в голосе сказал незнакомец, загораживая вход. - К больному нельзя.
Прокудин остановился.
- Егоров? - осведомился он, бросив на человека с рыжей бородой неласковый взгляд.
- Да, а в чем дело? Кто вы такой?
- Это вас не касается, - резко сказал Прокудин. - И будьте любезны не шуметь, шум любому больному противопоказан. - Не сводя с Егорова глаз, он двинулся вперед и сильным движением заставил того посторониться.
- Назад! - неожиданно злобно крикнул Егоров. - Я не позволю вам беспокоить товарища Рахитова.
Прокудин стоял уже посредине комнаты. На кровати в двух шагах лежал Рахитов. У него действительно вид был неказистый: лицо своротило на сторону, изо рта текла слюна, вывороченный из орбиты левый глаз уставился на Прокудина с выражением беспредельной ненависти. Его жена стояла теперь рядом с кроватью и с надеждой смотрела на Прокудина.
- Вот что, - сказал Прокудин, расправляя плечи, - вы, гражданин Егоров, зря надрываетесь. У меня к Михаилу Борисовичу интимное дело, и будет лучше, если вы уйдете, не будете нам мешать.
Он увидел, как взгляд Егорова зажегся злобной решимостью. Ого! Он, кажется, и в самом деле намерен выдворить отсюда непрошеного гостя.
- Кто этот человек? - спросил Егоров жену Рахитова.
- Прокудин.
В глазах Егорова мгновенно возникло и тотчас погасло какое-то новое, еле заметное выражение - растерянности, страха или удовлетворения...
Обращаясь к женщине, он сказал:
- Я скоро вернусь... Не позволяйте ему утомлять больного, - и направился к калитке. На Прокудина больше ни разу не взглянул. Но Прокудин про себя отметил: его имя почему-то имеет для этого человека значение. Какое и почему? Кто он?
Рахитов таращил налитые кровью глаза, правой здоровой рукой указывал на дверь. Жестом Прокудин остановил его.
- Именем вашего сына я должен задать вам, Рахитов, несколько вопросов. Я не задержусь здесь. Вас интересует, какое я имею право говорить от имени Тимура? Дал ли он мне такое право? Да, дал. Смотрите, вот его письмо мне оно найдено при нем. Прочтите это письмо. - Он вынул его из конверта и передал Рахитову.
Кося глазами, тот мучительно долго читал. Прокудин понял: он уже давно не читает, а размышляет, как вести себя дальше. Потом Рахитов вобрал голову в подушку и, отшвырнув от себя письмо, снова показал на дверь. Булькающее рычанье, срывающееся с его губ явно означало: вон!
Прокудин внутренне усмехнулся - сейчас он убедился воочию, как прав был полковник Соколов: гнев и ненависть были искусственно вызваны, чтобы избавить от необходимости вести неприятный, а может, и опасный разговор это он почувствовал отчетливо.
- Перестаньте хотя бы на несколько минут кривляться, - спокойно заговорил он, - Вашему сыну грозила смертельная опасность, он знал о ней, стремился избежать ее и хотел посоветоваться со мной, но не успел. Ваш сын отлично знал, что вы ненавидели меня, и все же он рискнул. Говорил ли он предварительно с вами о том, что беспокоило его, о том, чего он боялся, почему боялся?
Рахитов отрицательно затряс головой, но по выражению его глаз Прокудин видел: лжет. Больше того, он заметил, что все существо паралитика при этом разговоре охватил смертельный страх.
- Я был для Тимура - последним шансом, последней соломинкой, за которую он решил ухватиться, вы - рядом, вы - отец, разве не логично предполагать, что прежде чем обращаться ко мне, он поговорил с вами?
Рахитов опять замотал головой, замычал: не было, мол, такого разговора.
- Я не верю вам, - откровенно сказал Прокудин. - Тимур просто не мог обратиться ко мне, не попытавшись найти совет и помощь у вас, отца своего. С какой же целью вы пытаетесь разуверить меня в этом? Я хотел помочь вам ведь преступников надо найти и сурово наказать, - но вы почему-то не хотите этого. Прощайте. - Прокудин снова обратил внимание, как выражение крайнего страха, почти ужаса, мигом сменилось у Рахитова состоянием покоя опасность миновала. Когда миновала? Как только Прокудин прекратил разговор об обстоятельствах, связанных с покушением на Тимура. Рахитов почему-то очень боится разговора на эту печальную тему.
Когда уже подходили к калитке, Прокудин неожиданно спросил жену Рахитова:
- Кто сообщил вам о смерти сына?
- Н-не знаю... - растерянно сказала женщина. - Вечером кто-то приезжал на автомобиле и сообщил Михал Борисычу, а кто - он мне не сказал.
В тот же день Прокудин о своей поездке к Рахитову поведал полковнику Соколову.
- Инженер Егоров? Помню, видел как-то... - Соколов задумался. - Пока ясно одно: Рахитов не случайно отнекивается, о покушении на сына он знает что-то такое, чего не знаем мы с вами. Так почему же он молчит? Боится? Пожалуй, но чего? И кто же мог нагнать на него страху? Это следует выяснить.
- У меня создалось впечатление, что, во-первых, Егоров имеет какую-то власть над Рахитовым, непонятную даже жене, - сказал Прокудин озабоченно. Во-вторых, Егоров, видимо, сейчас торчит на даче у Рахитова не столько для того, чтобы помочь больному, сколько с целью помешать его контакту с посторонними, - должно быть поэтому же он стремится не допустить перевозки Рахитова в больницу.
Так совершенно неожиданно для себя вышел на первый план рыжебородый инженер Егоров.
Годдарту было невдомек, к чему привело посещение им в Центральном парке культуры и отдыха побывавшего на Луне советского космического корабля. Он поехал туда по совету профессора Желтовского, которого презирал за излишнюю доверчивость и недальновидность, над которым внутренне глумился, но эта поездка привела к целой серии весьма важных событий: не было бы ее - не заметил бы его там Тимур Рахитов, не начал бы парень выслеживать "Ирину Петровну", не стал бы на след Грина, не полетел бы в Ленинград, не было бы нелепой встречи с Мордехаем Шварцем, закончившейся в конце концов провалом этого старого шпиона и ранением самого Тимура. А не попытайся Грин отделаться от Тимура - ничего не случилось бы с Рахитовым-старшим, не направился бы к нему с визитом Василий Прокудин и не столкнулся бы там лицом к лицу с ним, Годдартом-Егоровым. Но обо всем этом Годдарт не имел ни малейшего представления, так же, впрочем, как и о том, к чему все это приведет в ближайшие дни. А случилось вот что.
