Владимир Михайлов - Вариант "И"
Но я пока так и не знаю — кем были эти люди и каким образом эта запись попала в документы нашей команды. Или — моей бывшей команды.
Отгремело, отмаршировало, отгрохотало гусеницами по брусчатке; откричалось бесконечное «ура!». Парад в честь столетия Победы закончился. Понемногу опустели гостевые трибуны. На площадь стали пускать праздный народ. Люди всяческих служб тоже исчезли из видимости; настала и для них пора перевести дыхание, расслабиться и скорее всего просто выспаться, а перед тем немного позвенеть стеклом. А мы все еще сидели там же, где находились, приветствуя парад — на той же трибуне, близ опустевшего (и изнутри, и снаружи) Мавзолея. Сидели, предаваясь каждый своим мыслям. Сперва молча. Но мысли наши, вероятно, во многом совпадали — и в конце концов мы стали обмениваться — сперва какими-то непроизвольно вырывавшимися словами, а потом и все более осмысленными репликами.
Нас было трое: Наташа, я и каперанг в отставке Седов, он же Изя Липсис.
Он и заговорил первым.
— Флаг, — сказал он, и когда мы в некотором недоумении уставились на него, повторил даже чуть рассерженно: — Ну флаг, разве нет?
— Что — флаг? — спросил я.
— Да невыразительный флаг у России, — пояснил он недовольно. — Таких трехполосых, как зубная паста, в мире полно, и каждый раз надо догадываться, чей это: российский, или, скажем, голландский, или какой-нибудь Словакии или Словении… То, красное, полотнище сразу бросалось в глаза, пока Китай не слямзил и до сих пор пользуется. Нужна предельная броскость — как американский звездно-полосатый или «Юнион Джек» — ни с чем не спутаешь…
— Это, конечно, проблема самая актуальная и злободневная, — сказал я, невольно усмехнувшись. — Подай проект государю. Хотя я и так уже слышал что-то о новом флаге. Вроде бы полосы останутся, но от древка пойдет зеленый равносторонний треугольник. А может, и вернемся к красному, но с золотым орлом по центру…
— И с серпом и молотом в углу, — задумчиво добавила Наташа, еще занятая своими мыслями.
— Скажешь тоже, — откликнулся Изя.
— А почему нет? — возразила она. — Очень подходит. В одном месте чуть убрать, в другом — добавить, и будет прекрасный новый символ.
— Не серп и молот, а также пересекающиеся крест и полумесяц, — тут же представил я новую фигуру. — И в самом деле — почему бы нет? Только не в углу, а выше — над орлом.
Мы одновременно, не сговариваясь, подняли глаза на орла, который венчал собой Спасскую башню. Да и рубиновые звезды в свое время там были не менее выразительными. Как были выразительны и сами те времена.
— В каждой эпохе обязательно отыскивается что-то хорошее, — сказал Изя задумчиво. — Тем более для людей поживших. Вот тебе, генерал, не жалко разве России, которая уходит?
— Опомнись, дружище, — сказал я в ответ. — Куда же это она уходит? Вот она — на своем месте.
Он помотал головой — хотел, видимо, привести какие-то доказательства того, что Россия и в самом деле уходит. Наташа перебила его:
— Подождите пока отпевать, — сказала она. — Вот лучше ты, Витал, объясни нам до конца, а то я, во всяком случае, не понимаю: как ты в итоге догадался, что во главе заговора Долинский? И на кого он в действительности работал? Насколько могу судить, желающих сорвать избрание нынешнего государя было немало?
Я кивнул:
— Да, хватало.
— Не тяни, — сказал мне Изя. — Я тоже хочу понять: что же в конце концов произошло?
— Сыграли свою игру, — ответил я. — Ты, и я, и его императорское величество Александр Четвертый, Искандер аш-Шариф, и многие другие еще… И не по пенальти мы выиграли. Все забивалось с игры.
Я объяснил, что действия Долинского и его людей по устранению претендента были организованы президентской командой. Сторонниками Аргузина, который сам пытался сделаться «народным царем».
— Так что же, они давно заслали Долинского к азороссам? По нашим данным, он был одним из организаторов партии еще тогда, когда ни о каком Искандере и слуху не было. Не думаю, чтобы наши ребята могли так ошибиться.
— Все правильно, — сказал я. — Долинский был в партии с самого начала, и для него важен был не столько царь, сколько воплощение идей евразийства в жизнь.
— Отчего же он… Его что, купили?
— Нет, — сказал я. — Хотя пытались.
— Почему именно его?
— Он был достаточно многим известен по работам. Но мало кто встречался с ним в жизни. На людях он показывался очень редко, круг его общения ограничивался семьей. В остальных он просто не нуждался.
— Ну и что же?
— Тогда в спецслужбах, работавших на президента Аргузина, решили, что раз купить его не удастся, то придется осуществить подмену. Так и сделали. Устроили катастрофу. Долинский с женой и сыном погибли. А в больницу были доставлены уже двойники Долинского и сына. Ну а остальное вы знаете…
— Неужели не нашлось никого, кто бы его узнал? — спросил Изя с изумлением. — В больничном компьютере хранятся данные об индивидуальных особенностях каждого пациента. Трудно было просто сопоставить?
— Как ты думаешь, — спросил я, — президентской команде трудно было взломать компьютер и загрузить в него все, что нужно, а прочее — изъять?
При их-то возможностях.
— Понятно, — сказал Изя. — Должен сказать, что такой вариант у нас не прорабатывался. Ну а сам ты — как вышел на вариант с подменой?
— По методу детективного романа. Пытался с одной стороны прикинуть, кто из подозреваемых менее всего похож на киллера, а с другой стороны — вычислить силы, организации, способные и намеренные провести такую операцию. Причем круг таких организаций резко сузился после того, как мне стало известно, что Алексею было сделано приглашение из Тбилиси и он его принял не задумываясь.
— Кстати, как ты полагаешь, почему? Все же Грузия — это не Россия…
— По этой самой причине. В России, чтобы сделать ее воистину великой, величайшей державой, нужно столько перелопатить!.. Даже при всем нефтяном золоте. Тут нужен не зиц-государь, такие хороши в традиционно благополучных государствах, а нам требовался человек петровского размаха. Алексей в себе не чувствовал таких сил. А Александр чувствует.
— Думаешь, он таков?
— Время покажет. Итак, алексеевцы отпали. Кто остался? Православные ревнители — раз; президентская команда — два; и, наконец, Изя, — твоя страна, у которой с исламом давние проблемы. Не обижайся, но я долго точил на тебя зуб…
— Словно бы я этого не знал, — ухмыльнулся он. — Откровенно говоря, это порой мне было очень обидно. Поскольку задачей нашей группы было — помимо многого прочего — обеспечить твою безопасность, но по возможности не засвечиваясь, чтобы ты не потерял доверия у своих. Интересно, а когда ты понял, что заговорщики — не мы?
