Алексей Ефимов - На землях рассвета
Наконец, Иннка крепко обвила его руками и ногами; он обнял её, двигаясь быстро и упруго. Теперь он уже ничего не замечал, но это не продлилось долго: всего через минуту он вскрикнул в ослепляющей наслаждением судороге и уткнулся в волосы подруги, стараясь перевести дух. Мир вокруг медленно обретал очертания, словно бы всплывал из-под воды. Руки и ноги Иннки все ещё крепко оплетали его и он чувствовал все её тело своим. У моря, на пляже, где они были наедине с небом и золотым песком и где у них было сколько угодно времени для обстоятельных, неторопливых игр, ему почему-то никогда не бывало так хорошо.
Он уже подумывал о продолжении, когда лес огласили трубные, переливчатые звуки, от которых по его коже пошли мурашки: йахены приветствовали заход солнца. Пока ещё далеко, но, раз солнце зашло…
Иннка ловко выскользнула из его объятий, обернув вокруг бедер полосу ткани; ничего больше для перехода в приличный вид ей не требовалось. Найко нагнал её, затягивая повязку на ходу. Назад они шли очень быстро, внимательно осматриваясь. Острота явной опасности и мысль о том, что они возвращаются домой, возбуждали. Эта ночь была последней перед первым его путешествием здесь и ему хотелось сохранить в памяти что-нибудь необычное.
Они достигли ана-Малау без помех, хотя в зарослях вокруг что-то подозрительно шуршало; это прекратилось лишь когда они поднялись на холм и впереди показалась монолитная стена здания. Она призрачно темнела, занимая, казалось, полнеба. Очень высоко наверху на её гладкой стали ещё лежали розоватые отблески заката.
Вокруг уже никого не было и пара побежала вдоль зиявшей бездны расчерченного балками рва: с закатом ворота ана-Малау закрывались — а солнце уже зашло. Они понимали, конечно, что их не закроют, пока все не окажутся внутри — не должны — но страх остаться снаружи ночью был уже как инстинкт. Ещё никто на побережье, оставшийся вне стен селений-крепостей, не смог встретить утро.
Бездумно взявшись за руки, они проскочили в портал, в просторный — во всю высоту здания — ангар со стенами из стали, освещенный мертвенно-синими проекционными матрицами. Здесь стояли машины хониарцев, столь странные, что Найко не мог понять, для чего они — и ещё несколько десятков человек. Их встретили насмешки: исчезновение пары и его причины вовсе не были ни для кого тайной и ушам юноши вновь стало очень жарко. Он увлеченно разглядывал пальцы своих босых ног — не выпуская, впрочем, руки подруги — пока Вайми проводил перекличку. Все оказались внутри — хотя несколько раз в прошлом не досчитывались заигравшихся детей и молодежь отправлялась искать их. Найко всегда был среди добровольцев: однажды ему удалось разыскать ревущего малыша после получаса отчаянных поисков, когда было уже почти темно и он весь следующий день ходил в героях. Пока погибших не было: Найко казалось, что смерть оставила их и что все ушедшие от них сейчас живут в каком-то другом месте, поистине чудесном. Реальность, вся его жизнь словно разорвались на две части — до Зеркала и после. Не осталось, конечно, никаких следов войны с Мроо и все случившееся казалось ему сном.
Он ещё раз покосился на странные машины: хониарцы задавали тон в Империи — но очень многие люди, подобно самому Найко, вышли из её прошлого и он не был уверен, что ему это нравится. Он не хотел, чтобы это прошлое вернулось.
Едва перекличка закончилась, Вайми повернул рубильник. Массивный прямоугольник моста с грохотом уехал под стальной пол и тройные ворота ана-Малау начали неторопливо закрываться. Две пары створок двигались навстречу друг другу, а между ними опускалась вертикальная плита. Все вместе было толщиной в шаг Найко и он с волнением смотрел на этот торжественный обряд: разделение двух миров, Человека и Природы. Створки ворот двигались с тяжелым рокотом и, когда они сошлись, раздался могучий глухой удар; пол под ногами юноши качнулся. В этот миг он чувствовал себя так, словно отправлялся в путешествие — хотя сейчас ему предстояло отправиться только в постель, в зыбкий мир снов, чтобы пересечь ту полосу небытия, что называли ночью. Но и здесь его сны были длиной в жизнь и Найко очень нравилось это: он и его друзья каждое утро становились немного иными, незнакомыми — и это было восхитительно.
Едва ворота закрылись, люди начали расходиться, ныряя в ярко освещенные проходы. Ритуал встречи ночи в ана-Малау не отличался сложностью: она длилась на Джангре восемнадцать часов и нужно было хорошенько наесться перед сном на традиционном застолье. Ложиться спать натощак не стоило: можно было проснуться от голода.
В животе у юноши уже урчало, но неугомонная Иннка потянула его в конец галереи, к лифту. Миновав все этажи, они поднялись на просторную крышу здания. Здесь было ещё десятка два их ровесников, решивших насладиться закатом. Обзор отсюда и впрямь был отличный: ничто не загораживало дали. Найко стоял лицом к западу: покрытые лесом холмы мягкими волнами сбегали вниз и там — всего в паре миль, глубоко, — блестело море. Над ним парило фантастическое оранжево-сизое облачное кружево, облитое огнем уже ушедшего за горизонт солнца. Невозможно было поверить, что там когда-то простирался Гитоград. Местность совершенно изменилась. Глядя на нее, Найко думал, что перенесся во сне на другую планету — и боялся поверить в это счастье.
Иннка стояла справа от него, у самого угла парапета; косясь на подругу, он видел за её гладким плечом зубчатый массив Северного хребта, мягко светившийся розовато-белым отблеском чистейших снегов.
На юге горы были ниже. Одетые темной зеленью, они отсекали край сияния заката. Там, между двумя косо заходящими друг за друга хребтами виднелась Долина Зверей — всего три мили по прямой, но никто из людей никогда не приближался к ней. Новый мир Найко был пока невелик: в любой его край он мог дойти не утомившись.
* * *Постепенно темнело. Стало прохладнее; поднялся ветер. Выползая из лощин, сгущался туман; закат тонул в коричневатом мареве, поднимаясь все выше над горизонтом — как будто они спускались на дно громадной чаши.
Крыша понемногу пустела. Глубокие, словно бы подводные завывания слышались все ближе, по кронам деревьев смерчами катилось волнение; наконец из уже почти черной зелени показался первый паутинник — лес копьеобразных щупалец, кончавшихся маленькими заостренными головами. Это существо состояло из множества отдельных тел. Размыкаясь и соединяясь вновь в произвольном порядке, они с быстротой птиц скользили даже сквозь самые густые заросли, словно сквозь воду. Размер этой живой сети достигал нескольких десятков метров — а каждый из тысяч клювов был смертельно ядовит. Но паутинники вовсе не были самыми опасными из хищников нового Джангра: больше всего люди боялись лоферов, которые были ростом с них самих. Впрочем, на крыше Найко мог считать себя почти в полной безопасности — пока совсем не стемнело и не появились враны.
