Евгений Войскунский - Экипаж «Меконга»
Николай ответил не сразу. «Дать знать Рите?» — подумал он. Из лагеря, расположенного в ложбине на северо-восточном берегу, женщины не могли видеть шлюпку, приближающуюся с запада. Пожалуй, не следует торопиться. Лучше понаблюдать немного. А уж потом…
— Подождем, — сказал он. — Посмотрим, что они будут делать.
Юра кивнул.
— Верно. Неспроста они здесь уединились. Пошли, ребята, на большой грифон, там трава высокая и видно хорошо…
Кликнули Рекса и залегли на склоне грифона. Солнце жгло спину, царапалась жесткая, колючая трава, но зато позиция для наблюдения была — лучше не найдешь. Маленькая бухта лежала внизу как на ладони.
Лодка вошла в бухточку. Рекс вдруг напрягся, задвигал ноздрями, глухо зарычал.
— Молчать! — зашипел Юра. — Лежать смирно!
Между тем лодка подошла к приглубому берегу, Вова выпрыгнул и закрепил носовой фалинь за кольцо на причальной трубе.
Опрятин и Бенедиктов сошли на берег. Бенедиктов сразу полез на увал, тяжело дыша и часто останавливаясь. Опрятин немного поговорил с Вовой.
— Хорошо еще, что возле острова скис, — донесся грубый Вовин голос. — Придется зажигание разобрать…
Опрятин что-то ответил и двинулся вслед за Бенедиктовым к железобетонному куполу. Вот они скрылись из виду — спустились в углубление перед дверью дота. Лязгнул засов, заскрипела и тяжело захлопнулась массивная дверь.
Вова закрепил кормовой конец за большой камень и плотно прижал лодку к берегу. Затем вывалил из нее стальную бочку и покатил вверх по откосу. Его обнаженная спина блестела от пота, вздулись бугры мышц на плечах, на мощных татуированных лапах.
— Вот машина! — прошептал Юра не без восхищения.
Неподалеку от входа в дот Вова расшвырял гальку, поискал что-то, потом вывернул из бочки пробку и начал сливать остро пахнущую жидкость — казалось, прямо на землю.
— Соляр, — шепнул Юра, потянув носом. — Подземный бак у них…
Вылив соляр, Вова пхнул бочку ногой, и она, грохоча, покатилась с увала вниз, на узенькую полоску пляжа. Он спустился и закатил пустую бочку обратно на лодку. Затем он занялся мотором, вынес на пляж распределитель зажигания и положил на расстеленный брезент.
Некоторое время робинзоны наблюдали, как Вова возился с мотором. При этом он напевал, отчаянно фальшивя:
Как у нас в садочке, как у нас в садочке
Роза расцвела…
Томительно текло время. У робинзонов затекли руки и ноги. Хотелось пить.
С пляжа неслось:
Красную розочку, красную розочку
Я тебе дарю…
— Мне надоел концерт, — тихо сказал Юра. — Хватит в кошки-мышки играть. Давайте объявляться, братцы.
— Подожди, — упрямо сказал Николай.
— Тогда перейдем в тень. Я сварился совсем.
— Вон туда, — поддержал Валерка, указав на скупую полоску тени от бугорка позади дота.
Николай приподнялся на локтях, измерил взглядом расстояние. Посмотрел на Вову — тот сидел к ним спиной.
— Ладно, побежали…
Пригнувшись, они бесшумно обогнули грифон и перебежали в тень, к тому месту, где торчал бетонный вывел вентиляционной шахты. Здесь было не так жарко. Из темного, забранного решеткой окошка шахты тянуло прохладой подземелья. Слышались неясные шорохи.
Вдруг донесся голос Бенедиктова, да так отчетливо, что парни вздрогнули и невольно пригнули головы.
— Обойдетесь без меня, — вот что сказал Анатолий Петрович. — А я знаю, что надо делать.
— К Багбанлы пойдете? К Привалову? — Голос Опрятина звучал глуше.
Николай и Юра еле различили его. Они придвинулись к решетке, обратились в слух…
— Да, пойду. Передам им все материалы, вместе будем работать.
Спокойный голос Опрятина:
— Вы не вправе этого делать без моего согласия.
— А вы вправе использовать служебную лабораторию и заказывать на государственные средства дорогое оборудование для посторонних целей?
Небольшая пауза.
— Вот как ставите вопрос, — сказал Опрятин. — Очень мило. Почему же вы считали возможным работать здесь? Где была раньше ваша щепетильность?
Бенедиктов что-то проворчал, закашлялся.
— И потом учтите, — продолжал Опрятин. — Важен результат. Никто не поставит нам это в вину, когда мы заявим о крупном научном открытии. Победителей не судят.
— Пока заявлять не о чем. Открытия нет.
— Открытие есть. Проницаемость в наших руках.
— Да, как граната в руках ребенка. Стабильности нет, сути явления не познали…
— Еще месяц, два, и мы добьемся стабильности эффекта.
— Самообман! — рявкнул Бенедиктов.
Рекс тихонько рявкнул в ответ и получил тумак от Николая. К счастью, там, внизу, ничего не услышали.
— Мы зашли в тупик, — говорил Бенедиктов. — Топчемся на месте. Надо вылезать из этого проклятого погреба и писать в академию. Давно я это понял, только упрямился…
— Не имеете права, — жестко сказал Опрятин. — Мы работали вдвоем.
— Хорошо. Я умолчу о вашей схеме, можете ею подавиться. Но мысль об «установке заражения» принадлежит мне. Я заберу нож и подготовлю сообщение о своей работе…
Юра сделал большие глаза и ткнул Николая локтем. Нож!..
— Вы забываете, Анатолий Петрович, что нож достал я, — сдержанно заметил Опрятин.
— Она отдала вам нож не ради ваших прекрасных глаз, а ради меня… И вообще, если б я ее раньше послушался… Э, да что говорить!.. Послушайте, чего вы упираетесь? — продолжал он, помолчав. — Работу мы, конечно, проделали огромнейшую. Идемте и честно скажем: вот это сделали, а это не можем, давайте теперь навалимся сообща… Почестей и славы от вас не убудет…
— Довольно! — прервал его Опрятин. — Надоело нянчиться с вами. Вы жалкий наркоман!
— Мерзавец! — закричал Бенедиктов. — Не вы ли снабжали меня этой отравой? Вам было выгодно… чтоб держать меня в руках… Но Бенедиктов еще не конченный человек! Я лягу в клинику и… И подите к чертям. Можете прихватить с собой ваш «ключ тайны»!
— Ступайте наверх! Мы возвращаемся в город.
— Ну нет! Мне нужно завершить последний опыт. Сейчас спущусь вниз, отдохну немножко в прохладе, а потом…
— Я отстраняю вас от работы.
— Вы — меня? — Бенедиктов невесело засмеялся. — Не валяйте дурака. Уходите, а завтра пришлите за мной катер…
— Я пришлю приказ о вашем увольнении.
Голоса смолкли. Видимо, оба ученых перешли в другое помещение.
— Ты слышал? Ты слышал? — жарко зашептал Юра. — У них матвеевский нож и «ключ тайны»… Мы не ошиблись: это они стащили из музея «ключ тайны»…
