Роджер Зилазни - Остров мертвых
Письмо от Марлинга в ответ на мое послание с Дрисколла опередило курьерограмму из ЦУРМЕКа. В нем было всего несколько слов:
«Немедленно приезжайте на Мегапею».
И больше ничего. Ни одной традиционно цветистой, пышной фразы, характерной для пейанского эпистолярного стиля. Только голая информация. В лоб. Верный признак того, что дело срочное. Либо Марлингу стало резко хуже, либо, наведя справки по моей просьбе, он напал на чей-то след.
Договорившись, что известия из ЦУРМЕКа мне перешлют на Мегапею, я тотчас отправился в путь.
О Мегапея, Мегапея, Мегапея!
IV
Мегапея. Если вы хотите умереть спокойно, подыщите себе уединенное местечко, как это сделали пейане. Я считаю, что они поступили мудро. Мне рассказывали, что планета, когда ее впервые открыли, выглядела пустынной и заброшенной, но пейане обустроили ее специально, памятуя о смерти.
В поперечнике Мегапея составляет семь тысяч миль; два больших континента располагаются в северном полушарии, а три поменьше — в южном. Самый большой материк похож на вытянутый щербатый заварной чайник с отбитой сверху ручкой, — он как будто поднят для разлива чая; другой похож на обглоданный лист плюща, у которого прожорливые гусеницы сгрызли северо-западный край. Два континента отстоят друг от друга на расстоянии восьмисот миль, причем черенок изъеденного листа наклонен под углом в пять градусов к линии экватора. По размерам «заварной чайник» никак не меньше Европы.
Все три континента южного полушария похожи на континенты: иными словами, у каждого есть изрезанная серо-зеленая береговая линия, отделяющая сушу от кобальтового моря. Они мне ничего не напоминают. Кроме того, на Мегапее есть несколько крупных островов и бесчисленное множество мелких. Температура на планете умеренная, так как северный и южный полюса недалеко отстоят от экватора. Все материки обрамлены цветущими побережьями и живописными горами. Можете себе представить, какая благодать на этой земле! Пейане сами это сделали, своими собственными руками.
Больших городов на планете нет. Городок под названием Мегапея расположен на побережье материка Мегапея, что находится на планете Мегапея. (Материк Мегапея и есть не что иное, как изжеванный гусеницами лист плюща.) Расстояние между пейанскими поселениями не превышает одной мили.
Я дважды облетел планету, так как мне было приятно полюбоваться на изумительное творение пейан. В шедевре, ими созданном, я не нашел ни единого изъяна. В древнем искусстве созидания они всегда были и будут моими непревзойденными учителями.
Я погрузился в воспоминания о тех днях, когда я был молод и счастлив (слава, богатство, ненависть пришли позже). Тогда население всей Мегапеи составляло около миллиона жителей. Я мог затеряться, поселившись здесь. Но остаться здесь навсегда? Нет, это не для меня. Пока не для меня. А помечтать о другой жизни — не грех.
Сделав два круга по орбите, я вошел в слои атмосферы, и спустя несколько минут ветер уже свистел у меня в ушах, цвет неба резко менялся от индиго-синего до лиловатого, и вскоре я парил в чистой, прозрачной лазури, наравне с пушистыми перистыми облаками, плывшими в никуда, между бытием и небытием.
Площадка, на которую я посадил свой звездолет, была одним из задних дворов поместья Марлинга. Включив системы безопасности на корабле, я, с дипломатом в руках, направился к башне, где обитал мой друг. Ходу туда было не более мили.
Шагая по знакомой дороге, затененной широколистными деревьями, я легонько свистнул: мне сразу же отозвалась какая-то птичка. Я чувствовал запах моря, хотя пока его не было видно. Все вокруг было так, как и прежде, как в те дни, когда я взялся за непосильную задачу и бросил вызов богам, надеясь только на их забывчивость, но натолкнулся на нечто совсем иное.
Воспоминания внезапно вспыхивали в моем мозгу, как захватанные слайды — под лучом проектора, когда на пути к Марлингу мне поочередно попадались то огромный, замшелый валун, то гигантское дерево-Покровитель, то криббл (похожее на борзую существо размерами не меньше лошади, бледно-сиреневого цвета, напоминавшего оттенком горную лаванду, с длинными ресницами и хохолком розовых перьев на голове), который при виде меня быстро унесся прочь, то желтый парус на море, неожиданно открывшемся моему взору, затем мол, врезавшийся в бухту, и, наконец, башня Марлинга, построенная задолго до моего рождения, — массивная, суровая громада, возвышающаяся над плеском волн и вонзающаяся, как острый зуб, в небесную синь.
Пробежав последнюю сотню ярдов, я постучался в резные ворота под аркой, ведущие в маленький внутренний дворик.
Минуты две спустя ко мне вышел молодой незнакомый пейанин и молча принялся рассматривать меня, стоя по другую сторону ограды. Я заговорил с ним по-пейански.
— Меня зовут Фрэнсис Сэндоу, — представился я. — Я приехал повидаться с Дра Марлингом.
В ответ молодой пейанин отворил ворота и распахнул створки настежь. Только после того, как я прошел внутрь (таков пейанский обычай), он приветствовал меня.
— Добро пожаловать, Дра Сэндоу. Дра Марлинг примет вас после того, как колокол возвестит о начале прилива. Покорнейше прошу следовать за мной: я провожу вас в комнату, где вы сможете отдохнуть с дороги, и принесу вам поесть.
Поблагодарив слугу, я стал подниматься вслед за ним по винтовой лестнице.
Я наскоро перекусил в той комнате, куда меня привел пейанин. До прилива оставалось не менее часа, поэтому я закурил сигарету, высунулся из широкого, приземистого окна у моей кровати и, оперевшись локтями на серый жесткий подоконник из армированного пластика, принялся изучать океан.
Как может нравиться такая жизнь? — спросите вы. Ведь пейанская раса умеет делать такое, что никому и не снилось, а сам Марлинг обладает способностью созидания миров! Ну и ну! Только захоти — и Марлинг мог бы стать в сотни раз богаче, чем я и Бейнер, вместе взятые. Но вместо этого он предпочел башню на скале над морем и лес за ней, твердо решив обосноваться здесь до конца своих дней. Я не усматриваю никакой высокой идеи в его поступке, вроде удаления от мира, перенаселенного сверхцивилизованными расами, неприятие общества себе подобных, как такового, и так далее. Любое допущение вроде названных выше слишком примитивно. Марлинг жил здесь потому, что так хотел, — и все тут. Как говорят, «мой дом — моя крепость». Крепости у нас разные, но мы с Марлингом — родственные души. Он первым почуял сходство наших натур, хотя я до сих пор никак не могу понять, каким образом ему удалось распознать колоссальную силу, дремавшую в усталом бродяге, случайно оказавшемся у его порога сотни лет тому назад.
