Михаил Савеличев - Догма кровоточащих душ
- Не обижай ее, - Ошии погладил ледяную лапу машины. Нелепая крупная голова с торчащими ушами прожекторов, посаженная на стандартную трансмиссию, длинные ребристые шланги манипуляторов и узкие прорези с заглушками, полосующими серое тело замысловатым тату, - система охлаждения. - Выглядит уродливо, но надежна в работе и безотказна.
Каби посмотрел на Ханеки, открыл было рот, но передумал и промолчал.
- Все равно кому-то придется управлять катапультой, - сказал Дои.
Все помолчали. Предстояло решить - кому идти, а кому оставаться. Причем расклад выглядел так, что шансы выжить и у тех и других оказывались более чем неопределенными.
- Я не умею управлять "мехом", - нарушила тишину Ханеки.
- Зато ты самая маленькая, - возразил Каби. - Где поместятся двое, там можно втиснуть и третьего. Так ведь, шеф?
Ошии смотрел на Каби, на Ханеки, на Дои. Вот они и подошли к той точке, где кому-то придется остаться. Кому-то придется остаться. Как это высокопарно именуется - пожертвовать собой? Положить собственную жизнь на плаху во имя жизни других? Или он, Ошии, преувеличивает пафос момента? Кто знает, что происходит наверху? Возможно, что именно здесь сейчас самое безопасное место...
- Ханеки и Дои останутся, - решил Ошии. - Мы с Каби выберемся на поверхность и проведем разведку. Во всяком случае, мы обязательно вернемся за вами.
- Правильно, - сказал Дои.
- Согласна, - кивнула Ханеки и поплотнее закуталась в плед, тщетно пытаясь скрыть озноб. Было страшно. Да что там, было просто жутко. От неизвестности. От того, что ей придется остаться здесь. Вполне вероятно - навсегда.
Каби вытер со лба пот и спустился вниз. "Мех" угрюмо взирал на стоящих между стальных лап людей.
- Нам туда, - показал Дои, где за выступами силовых генераторов высилась рубка аварийного управления. Сквозь тусклый блистер просвечивали редкие огоньки дежурного освещения.
Ханеки отвернулась, но не для того, чтобы взглянуть на их (последнее) с Дои пристанище, а чтобы просто-напросто не разреветься, не распустить нюни, как выразился однажды Каби. Я все понимаю, я все понимаю, твердила себе Ханеки, хотя ничего она не понимала. Да и что можно понять в механической сцепке событий? А главное - что можно сделать вот этими слабыми женскими руками?!
- Подождите, - внезапно сказал Ошии. - Подождите...
Его вдруг поразила уверенность, такая кристальная убежденность, очевидность, что все... что конец... что дальше... дальше их линии жизни разойдутся на столь максимальное расстояние, на какое только возможно при их столь же очевидной краткосрочности... Но ведь это не важно. Важно лишь то, что они с Каби продолжат свой путь, а Дои и Ханеки - нет.
- Я хочу сказать... Я хотел... - слов не было, они внезапно испарились, стерлись, умерли, простые живые слова сожаления, ободрения, сочувствия, дружбы и любви, в конце концов. - Мне очень жаль... - выдавил через силу Ошии. Что жаль? Почему жаль? Разве о сожалении сейчас надо говорить?
Ошии казалось, что Дои мужественно скажет: "Довольно болтовни, шеф, все и так понятно", а Ханеки еще более мужественно добавит: "Да чего уж там, шеф", но ни Дои, ни Ханеки ничего не говорили.
Каби тронул Ошии за руку.
- Надо действовать, шеф.
- А?
- Надо действовать, шеф. У нас слишком мало времени.
Ошии повернулся к Каби. Тот резко махнул ладонью, и внезапно воздух вспыхнул, засверкал мириадами золотистых блесток, очерчивая путь, по которому двигалась рука. Точно одним движением кисти неведомый художник приступил к созданию волшебного, ослепляющего полотна.
- Анима... Прорыв анимы...
- Быстрее!!! - закричала Ханеки, и ее отчаянный крик наконец-то сломил тягостное сомнение, разорвал соединявшие их в единое целое нити, больше не было никаких колебаний, ибо время истекло.
Ханеки схватила Дои за руку и поволокла к рубке. Каби толкнул Ошии к подъемнику, нажал кнопку и они мгновенно вознеслись вверх к распахнутому люку "меха". Ошии ударился о выступ, слезы боли и отчаяния заволокли глаза. Он, всхлипывая, на ощупь пробрался внутрь, ввалился в ложемент, а рядом пыхтел, ворочался Каби, ввинчиваясь на еще более узкое место второго пилота.
Ошии ткнул локтем рычаг запуска, кабина осветилась, над лицом разошлась диафрагма и оттуда выехала гибкая, черная труба с раззявленной пастью коммуникатора, отвратно похожего на присоску гигантской пиявки.
Коммуникатор чмокнул, прижимаясь ко лбу и щекам, и мир вспыхнул всеми оттенками зеленого. Отлично видимое помещение энергостанции прорезалось тонкими нитями координатной сетки, замелькали цифры и знаки системы тестирования, но Ошии не обратил на них внимания. Он смотрел на фигурки людей, которые медленно, чересчур медленно двигались к рубке аварийного управления, а позади них все ярче разгоралось багровое облако.
- Проверка систем!
- Есть проверка систем!
- Энергозапас!
- Полный!
- Уровень синхронизации!
- В пределах нормы!
"Мех" тяжело шевельнулся, как-то неуклюже переступил с ноги на ногу, оступился, задев массивными сочленениями за решетки подъемной платформы, чьи балки прогнулись, точно потерявшие натяжение канаты.
- Специалист, - прорычал Каби то ли самому себе, то ли ни в чем не повинной машине, которая на редкость послушно реагировала на движение рычагов.
- Все будет нормально, - сухо ответил Ошии, не отводя взгляда от идущих фигурок. - Все будет нормально...
Наконец "мех" выпрямился, шагнул вперед (взвизгнули разорванные в клочья крепления, удерживавшие робота), включилась сигнализация, предупреждая уже не существующий персонал станции, а в воздухе повисли бледные вуали указателей. Широкие лапы вступили на тартановое покрытие, плиты слегка прогнулись, спружинили, ребристая поверхность прорезалась множеством морщин. Вой гироскопа вплетался в какофонию работающего двигателя, орущей сигнализации, в пыхтение гидравлики и охладителей. Машина окончательно обрела равновесие.
- Как они там? - прошептал задыхаясь Дои. Ноги заплетались, мир вокруг вращался со все нарастающей скоростью, отчаянно жужжащие сверла вгрызались в затылок, виски и глаза. Язык почти не ворочался в раскаленной печке гортани. - Как они? - повторил Дои, хотя был уверен, что Ханеки его не слышит.
Пальцы девушки соскальзывали с его запястья, и тогда Дои падал на колени, растягивался на вонючем каучуковом покрытии изломанной куклой, возился громадным бледным жуком, точнее даже не жуком, а громадной слепой личинкой, пока Ханеки вновь не хватала его под руки, безуспешно пытаясь поднять на ноги одним слабеньким рывком.
Хотелось плакать. Никогда она еще не ощущала себя столь беспомощной и бесполезной. Не было сил. Не было воли. Не было ничего, кроме колоссальной тяжести тупой усталости, взгромоздившейся на плечи. Лучше упасть, лучше упасть, как Дои, и на несколько блаженных мгновений обрести покой. А дальше... А дальше - ничего.
