Роман Глушков - Аварийная команда
Пуп выглядел сейчас раза в полтора крупнее тех кенгуру, что жили в калиногорском зоопарке, а они, надо заметить, тоже были отнюдь не мелкие. Пропущенный компаньоном удар мог бы при необходимости уложить двух-трех таких громил, как Рип. Бедолага-горбун, в голове которого уже звучал победный рев фанфар, получил в живот сразу обеими задними вражескими лапами, после чего сложился пополам, пролетел по воздуху через всю площадку и с бессильным воплем сорвался в шахту. Для адаптера все было кончено, причем самым постыдным образом. Такого разочарования, какое охватило падающего в пропасть Рипа, наверное, не испытал на смертном одре даже Александр Македонский, которому было суждено покорить полмира и скоропостижно скончаться в тридцать три года от малярии.
Выхватив меч, я хотел было прокричать что-нибудь воинственное, но, завидев такой ужасный поворот событий, разразился потоком отчаянной брани. Бывали, конечно, в моей жизни поражения, но чтобы настолько обидные!.. Рип так и не стал мне другом, однажды предал меня и товарищей и не раз подставлял вместо себя под удар, однако, как бы то ни было, наше деловое партнерство до конца оставалось взаимовыгодным. И вот теперь я был брошен на произвол судьбы, очутившись в одиночку перед остервенелым Держателем и чуждым мне миром.
Моей единственной надеждой и опорой в нем продолжал служить Концептор. Но и он вряд ли мог что-то сделать против орды блюстителей. Выбравшись наверх, они заполонили собой верхушку Оси и уже практически захватили мост. Гвардейцы планомерно опутывали его роем своих сцепленных тел, как сладкая вата – палочку. Эта быстро растущая переправа явно готовилась для того, чтобы забросить к Источнику сразу сотню-другую мордоворотов. Вторгаться же на платформу, прыгая по мосту в колонну по одному, блюстители не пожелали, очевидно, посчитав это неэффективной тактикой.
Разделавшись с Рипом, Держатель в один скачок оказался рядом со мной, но едва не напоролся на меч и был вынужден осадить назад. Я оставался для Пупа последней преградой, мешающей ему возвратиться в Источник и обрести былое могущество. Сейчас передо мной стоял пусть ловкий и сильный, но все же обычный чемпион. И он меня боялся. Вот только надолго ли?
– Спокойно, Глеб! – нарочито миролюбивым тоном проговорил Пуп. В иной ситуации я бы от души посмеялся над ним, поскольку лохматая человеческая голова на теле ящера смотрелась еще комичнее, чем на корове – седло. – Не делай глупостей. Все в порядке, никто тебя больше не тронет, клянусь! Просто я хочу сказать, что восхищен тобой так, как еще не восхищался никем из чемпионов, а тем более шатунов. Ты великий шатун, Глеб! – И тут же поправился: – Нет-нет, извини: чемпион! Ты заслужил не только этот статус, но и право стать новым Светлым Воином! Вот каким должен быть истинный страж Источника! А я-то, глупец, доверял безопасность Ядра жалкому искусственному созданию! И теперь мы с тобой непременно исправим эту ошибку! Я сделаю тебя величайшим из величайших чемпионов, настоящим богом этого мира! Только представь, что тебя ждет!..
«Да ведь он пытается меня уболтать! – осенила мою разгоряченную голову элементарная догадка. – Пудрит мозги, чтобы я развесил уши и проморгал его прорыв к Источнику! Но неужели эта ящерица боится моего меча? Ведь Пуп прекрасно знает, что сшибет меня прыжком еще до того, как я нанесу удар, но тем не менее не делает этого. Тогда чего же он испугался?»
Противник блефовал, когда утверждал, что больше никто не причинит мне зла. В данный момент он продолжал контролировать блюстителей, а они, в свою очередь, продолжали выполнять отданный им приказ. Возможно, хитрец изначально создал свою армию такой, дабы она подчинялась ему даже в случае, если он перестанет быть Держателем. Он пытался заверить меня в дружелюбных намерениях, однако осознавал, что я все равно ему не поверю. Пуп беспокоился, что, когда гвардейцы ворвутся на площадку, я в отчаянии совершу нечто предосудительное. И это «нечто» будет чревато катастрофическими последствиями…
Моя босая пятка уперлась в какую-то преграду. Ничего, кроме бортика бассейна, позади меня быть не могло. Незначительное и совершенно безобидное происшествие – стукнуться пяткой о камень. Но именно оно наградило меня очередным озарением, которое прорвалось сквозь сумбур мыслей ослепительным светлым лучом. Страх заискивающего передо мной Пупа стал мне столь же очевиден, как мысли человека, мнущегося у закрытой двери сортира.
Прозрение взбудоражило меня так сильно, что это не осталось не замеченным Держателем. Его елейная и многообещающая речь прервалась на полуслове, а сам он весь подобрался, явно ожидая от шатуна каверзы. Однако Пуп не был полностью уверен в том, что я задумал, ибо в противном случае он уже атаковал бы меня, невзирая ни на какую опасность…
Наше безмолвное противостояние продлилось всего пару секунд, но за этот срок я сумел принять самое главное решение в своей жизни. Маловато, конечно, я дал себе времени на раздумья, только слишком уж отвратительно выглядел альтернативный вариант выхода из кризиса. Я знал, чего панически боялся Пуп, и собирался воплотить его страх в реальность. Все, что было мне необходимо, это немного везения и веры в себя. А после – хоть потоп…
Блюстители достроили наконец переправу и оголтелой толпой хлынули по ней на площадку. Встань сейчас у них на пути почивший в бозе Светлый Воин, гвардейцы попросту смели бы его, словно снежная лавина – одинокое деревце.
– Твое время кончилось! – проорал я в морду ящеру, а затем резко развернулся и, не выпуская из рук Концептор, нырнул в бассейн. Последнее, что я услышал, был вопль Держателя. Хоть Пуп и среагировал на мой выпад, все равно чемпион не смог уже ничего изменить. Шатун, принесший в Ядро Свет Трудного Мира, с головой погрузился в воды Источника, делая явью грозное пророчество чемпионов и повергая этот мир в хаос.
Время Держателя Пупа истекло.
Наступало мое время…
Глава 17
«Кому суждено сгореть, тот не утонет», – любил повторять Кадило, когда порой узнавал, что нам предстоит не слишком чистая работенка. Я же постоянно замечал ему, что утешаться этой ерундой может только тот, кому доподлинно известно, какая смерть ему уготована. То есть человек, чья голова уже лежит на плахе, просунута в пеньковый галстук или приставлена к ружейному дулу. Но каждый раз, представляя себя перед лицом какой-либо из вероятных для нас смертей, я сомневался, что в ту гибельную минуту вообще вспомню о присказке Кадило.
Утешаться тем, что ты сдох именно этой смертью, а не другой… Идиотизм. По мне, так уж лучше просто взять да порадоваться, что эта дерьмовая, опостылевшая жизнь наконец-то закончилась и скоро ей на смену придет что-то новое и, не исключено, более приятное… Такими видел я свои последние предсмертные мысли. И пусть Кадило, в свою очередь, тоже считал их идиотизмом (для него это было синонимом понятию «неоправданный оптимизм»), наш третий товарищ – Тюнер – находил больше здравого смысла все-таки в моем мировоззрении.
