Елизавета Манова - Феномен двойников (сборник)
…Железная дверь тяжело вылезала из стены, они ждали, согнувшись в переходе.
— Уверен? — тихо спросил Майх.
Он усмехнулся. Уверен. Теперь уже — да. Это не работа: уложить шестерых… какие б они ни были. Ты бы видел, Майх, каких я укладывал, сам потом поверить не мог, но когда это приходит, и руки думают быстрей головы… Знаешь, Майх, когда я брал Кровавого, их тоже было шестеро. Отборные парни, самый цвет, только я уже знал всякое их движение, и их пули не успевали за мной…
Это уже пришло, когда сдвинулась последняя дверь, и к ним обратилось шесть пар глаз. Они были очень разные эти парни и очень одинаковые, но если поймут…
— Ну что там? — недовольно спросил Энх. Очень точно сыграл, и за это Хэлан уложил его первым. Вот тебе алиби.
Секунды растягивались; они еще провожали глазами оседающее тело, а лингер уже успел дважды дернуться в руке.
А с четвертым Хэлан оплошал. Не угадал, не выделил сразу, только, когда он исчез с прицела, и рука почуяла пустоту, понял: второй пилот. Все. Опоздал.
Он забыл о Майхе, а зря: черные молнии уже сшиблись на середине. Тот отлетел, и Хэлан все-таки поймал свой миг, а потом еще и еще раз.
А потом секунды начали сжиматься; они стали совсем короткими, когда Хэлан с Майхом бежали по коридору; мелькали, катились, били фонтаном, пока накатывалась сзади дверь шлюза; складывались часы, года, века, пока открылась, наконец, наружная дверь. Увязая в стоячем времени, они вваливались в темную щель переходника.
Хэлан уже не видел стен за багровым туманом. Силы кончились, слишком щедро он растратил себя, а ведь только начало… Нет, я не скисну, все сделаю, сдохну, а сделаю, и никто никогда не узнает… никто. Никогда.
Бестолковыми, вялыми руками он сдирал с себя скафандр, и только какая-то сумасшедшая, нелепая гордость удерживала его на ногах. Продержусь, и никто не узнает. Никто. Никогда.
Они уже были в рубке. Майх молча толкнул Хэлана в кресло, торопливо, почти грубо затянул ремни, рванул рычаг, и кресло повалилось, потащило в свою вязкую мякоть. Сквозь туман в глазах он видел, как Майх торопливо пристегнулся сам, как заметались по пульту его руки.
Тяжелый гул поднялся снизу, все ходило ходуном; это было уже рычание, грохот; Майх что-то крикнул, он не расслышал, хотел переспросить — не успел. Черная мягкая тяжесть легла на грудь, вдавила в кресло, оборвала дыхание.
— Конец, — вяло подумал Хэлан и ушел в темноту.
Только это был совсем не конец, всего лишь передышка, черный просвет в бесконечной трясине часов, когда перегрузки все ломали и ломали его тело, и огромное сердце еле ворочалось в груди; и воздух был твердый, и его нельзя было вдохнуть. А потом пришли тошнотворные часы невесомости и бессилия, и тоска, и одиночество. Да, одиночество, потому что Майха с ним, считай, не было.
Майх работал. Шесть дней в пилотском кресле, почти не отлучаясь. Засыпал на полчасика, если мог себе позволить, а, когда нет, просто глотал таблетки. Он и о Хэлане забывал, так забывал, что вскидывался, когда тот совал ему в руки еду. Вернется на минутку, улыбнется виновато — и опять ушел.
Хэлан уже знал его план. Залезть в астероидный пояс, затеряться, а потом каким-то хитрым зигзагом вывернуть к Фаранелу. Знал — и помалкивал: ничего это ему не говорило. Майху видней. Если честно, просто боялся думать. Изменить ничего не изменишь, значит, терпи.
На седьмой день Майх объяснил, на какие приборы посматривать, в каком случае разбудить и завалился спать.
И тут уже пришло такое одиночество… Хотя нет, не такое. На Тенаре было страшней. Хэлан сидел себе в пилотском кресле, лениво поглядывал на приборы, лениво подумывал о своем, а огромная тишина ватным коконом окружала его. Вязли и таяли в ней какие-то привычные, незамечаемые звуки, по секунде утекало время, и все это было не очень страшно, не страшней, чем любая засада.
А потом все как-то вошло в колею, уложилось в привычный порядок: еда, работа, сон по очереди в крохотной загородке за рубкой — и все это было так, словно они просто движутся из пункта А в пункт Б, словно на Ктене их ждут-не дождутся.
— Майх!
— Да, — отозвался тот из работы.
— Слышишь, Майх, ты вот был на Ктене…
— Ктен? Ну, по кометной идем, должны прорваться.
— А, черт! Что я, об этом? Майх!
Он поднял голову, наконец.
— Да, Хэл?
— Майх, — медленно и раздельно сказал Хэлан, — как по-твоему, что такое Ктен?
— Четвертый из внешних спутников Фаранела. Ктен, Латен, Афар, Гварам. Поперечник — 1100, масса — 1,200 от Сатлирской. А что?
— Я не об этом. Я спрашиваю: что такое Ктен?
— А! Вот ты о чем. Не знаю. Место странное, ты прав. А в чем дело?
— Думать пора. Мы можем добраться до Намрона напрямую?
— Нет. Если честно, не знаю, доберемся ли до Ктена. И так на экономичном иду, видишь, каждый этап по три раза пересчитываю.
— Горючее?
— Да, главным образом. Ничего, Хэл, пробьемся.
— Ну, если пробьемся, давай я тебя поспрашиваю. Значит, ты был на Ктене?
— Да.
— Прямой рейс?
— Нет. Рейс обычный: Авлар — Гават — Гварам.
— А Ктен?
— На Гвараме подвернулся груз. Понимаешь, это ведь идет, как спецрейс, по особому тарифу. Наша компания от таких фрахтов не отказывается!
— А почему именно вы?
— Глупей не нашлось. Рейс для самоубийц. Груза мало, а недогруженный корабль… ну, понимаешь, при неправильной загрузке теряется точность маневра. А навигация там дьявольская… Мы по кометной идем, и то будет трудно. А уж от Гварама…
— Понятно. А груз?
— Обычный. Медикаменты, оборудование, запасные блоки и приборы.
— А оттуда?
— Почти ничего. Малые контейнеры и кассеты. Пленки с приборов, как я понял.
— А почта? Туда, обратно?
— Никакой почты, Хэл. Мне это тоже показалось странным.
— Только это? Помнится, ты говорил, что ждали груз. А груза-то нет? Сколько вы там торчали?
— Четыре дня. Догадываюсь, что ты спросишь. На станцию нас не пустили. По карантину.
— Значит, теперь у них есть врач?
— Не знаю, Хэл. Не уверен.
— А карантин?
— Ну, это как раз нормально. На такие вот маленькие станции нашего брата, жестяночника… ну, не любят пускать.
У ребят ведь всегда кое-что есть, ни один таможенник не отыщет.
— И на «Звезде»?
— Ну-у, у нас поменьше — Лийо в это не марался. Так, по мелочам. Нельзя было пережимать, Хэл. При такой сволочной работе ребятам надо хоть что-то с рейса иметь.
— Предположим. К вам кто-нибудь выбирался?
— Нет. Даже разгружались сами. Выгрузились, Лийо связался со станцией, оттуда пришли и забрали груз.
