Джулия Чернеда - Тысяча имен для странника
За спиной у меня раздался резкий голос:
— Убери свою марионетку с нашего Совета, Фэйтлен! Это уже переходит всякие границы!
Фэйтлен с явным удовольствием ухватился за слова моего отца.
— А ты кто такой, чтобы указывать Совету, как ему поступать, Джаред? Будь доволен, что мы ограничились твоим исключением из своих рядов, решив не наказывать тебя за то, что ты осмелился помешать осуществлению нашей великой цели!
— Довольно! — Один из тех, кто сидел на помосте, поднялся и также опустил капюшон, сделав остальным знак последовать его примеру. Ни одно открывшееся моему взгляду лицо не показалось мне знакомым. У всех членов Совета был решительный вид, хотя, к их чести, большинству — было явно не по себе. — Ты будешь относиться к Дому Сарков с подобающим их силе и происхождению почтением, Фэйтлен, или окажешься в Кругу поединков. — Повисла пауза, во время которой лишь Барэк встретился со мной взглядом; в его глазах тоже был страх, но я видела, что он боится скорее за меня, чем меня саму. Я улыбнулась ему, очень надеясь: он догадался, что я все поняла.
— Джаред, мы разделяем твои чувства. Но то, что должно быть сделано, будет совершено. Если пожелаешь, ты свободен покинуть этот зал. — Мои незримые путы зловеще натянулись. — Если же останешься, помни: мы не потерпим никакого вмешательства.
— Я остаюсь, Сонда'ат, — хрипло, но твердо выговорил мой отец. — Чтобы в веках осталась память о той низости, которую затеял ты и руководимый тобой так называемый Совет.
— Низости? — повторила темноволосая женщина, чем-то неуловимо напоминавшая Энору. — Может быть, ты с такой же готовностью засвидетельствуешь, как мы спасем своих сородичей? Мы должны получить власть над Силой-Выбора и над судьбой своего вида. Разве ты не…
— Я думала, у вас есть вопросы ко мне, — произнесла я ровным тоном, почувствовав вдруг отвращение. — Если нет, тогда я соглашусь с Фэйтленом. Все это превращается в игру — причем по только вам известным правилам. — Мои глаза почему-то вернулись обратно к бледному, смятенному лицу Барэка. Здесь вряд ли стоило пытаться применить мысленную речь, но мне показалось, что его глаза хотели сообщить мне что-то важное.
Сонда'ат заговорил, как будто повторял затверженный урок, а его лицо превратилось в отчужденную маску.
— Сийра ди Сарк, мы не допустим более никаких извращений. Твой эксперимент по инициации Открытия увенчался успехом, поэтому ни ты, ни члены Дома Сарков не понесут наказания, хотя ты сознательно не подчинилась первичному закону, который охраняет наш вид и м'хир от скверны. Человек, именующий себя Морганом, будет схвачен, а его воспоминания о нас стерты — как и следовало сделать уже давным-давно. — На Барэка он подчеркнуто не обращал никакого внимания.
Морган. Его имя, так обыденно сорвавшееся с губ клановца, пронзило меня словно током. Как они смеют пытаться заставить Джейсона платить за их ошибки? «Да я и сама хороша», — подумалось мне горько. То, что Морган знал, вкупе с его Даром, делало его крайне опасным, он являл собой источник унижения, потенциальную угрозу, и мог настроить своих многочисленных сородичей против могущественного, но малочисленного и разобщенного Клана.
Я — Сийра Морган, а не Сийра ди Сарк из Клана. И быть обеими сразу у меня не получится — слишком велика цена, которую пришлось бы за это заплатить. Я начала осторожно проверять, по-прежнему ли сильны обездвижившие меня оковы.
— Сийра ди Сарк, — продолжал Сонда'ат, — ты соединишься с тем, кого мы избрали для тебя, поскольку сейчас ты не можешь считаться ни Избирающей, ни Избравшей. После успешного Соединения и спаривания ты будешь свободна вести жизнь Избравшей, не ограниченную ничем, кроме первичного закона.
Мне очень хотелось бы саркастически приподнять бровь, однако пришлось удовольствоваться легким покашливанием.
— И могу ли я узнать, кого же вы избрали для меня?
Фэйтлен исчез из своего кресла на помосте и тут же материализовался прямо передо мной, но смотрел он только на моего беспомощного, как и я, отца. Злорадство, написанное на лице клановца, вызвало у меня тошноту, поэтому я устремила взгляд на Барэка. На пустое и бессмысленное лицо Йихтора я старалась не смотреть.
— Мы надеемся спасти силу Дома Караатов, равно как и твоего, — отчеканил Сонда'ат.
«Йихтора, кого же еще». Барэк выругался, а тонкие губы Фэйтлена скривились в насмешливой улыбке.
— Если попытка окажется безуспешной, следующим кандидатом станет Барэк садд Сарк.
Подняв глаза, я одного за другим оглядела остальных членов Совета. Потом снова перевела взгляд на Сонда'ата.
— Я предпочла бы правду, клановец, а не очередную ложь, с помощью которой вы пытаетесь утихомирить свою совесть. Даже мне известно, что Соединение с лишенным разума невозможно. Скорее всего, его Сила-Выбора уничтожить не сможет, но она отразится и уничтожит меня. Если вы изменяете свои же собственные законы, так имейте хотя бы мужество признаться в этом.
Один из членов Совета, который все это время молчал, нарушил гнетущую тишину, которая повисла после брошенного мною обвинения.
— Мы и в самом деле можем менять древние законы. — Его голос слегка дрожал, но в словах улавливалась сила. — Мы намереваемся спасти твое наследие, Сийра ди Сарк, твое потомство и его силу, поскольку, как ни прискорбно, тебя саму мы спасти уже не можем. — Он махнул рукой в сторону ретианина. — Сородичи Балтира уже много лет обладают необходимой технологией. Он уверяет, что может обеспечить успешное спаривание.
Я напряглась, пытаясь шевельнуть рукой. Получилось? Я не была в этом уверена. Барэк улыбнулся мне отчужденной улыбкой, в которой читалось: «Вот, полюбуйся, во что ты нас всех втравила».
— Какая удача, что я снабдила вас превосходным кандидатом, — с сарказмом произнесла я, постаравшись вложить в свой голос как можно больше колкости. — Но с одним кандидатом вы далеко не уедете!
Тропинка была уже готова, я проторила ее еще, казалось, в прошлой жизни, на Экренеме. В ее защиту я вложила все оставшиеся у меня силы. Мерзкая ухмылочка Фэйтлена померкла, и он со смятением взглянул на членов Совета.
— Она готовится убить себя… — начал он. Балтир, который все это время был молчаливым наблюдателем, улыбнулся. Надо признаться, что на лице, большую половину которого занимал рот, гримаса выглядела довольно впечатляющей.
— Смерть — не помеха, — сообщил он безо всякого акцента и куда более членораздельно, чем все знакомые мне ретиане.
В зале, искажая его стены, вдруг разразилась буря. Реальность ворвалась в м'хир. Красное и черное — цвета ярости и разрушения затмили мне зрение. Я упала на колени — сдерживавшие меня путы внезапно лопнули. Оглушенная ревом скорее в собственном сознании, чем снаружи, я прикрыла голову руками и попыталась понять, что происходит.
