Джон Уиндем - Миры Джона Уиндема. Том 1
Никаких! Вот что меня пугает больше всего! Они просто убили, и все тут! А теперь, после сегодняшнего, следствия, они знают, что, во всяком случае применительно к ним, убийство не влечет наказания. Так что же будет с тем, кто когда-нибудь всерьез встанет на их пути?
Зиллейби задумчиво поднес чашку к губам.
— Ты знаешь, дорогая, хотя у нас и есть основания для беспокойства, но в наши права не входит ответственность за принятие решений. Если когда-нибудь у нас и было такое право, то власти уже давно присвоили его себе. Вот перед нами полковник, который представляет какую-то часть этой власти — бог его знает по какой причине… Да и люди из Грейнджа — не могут же они не знать того, что известно всей деревне. Все они пошлют свои докладные и рапорты, так что, несмотря на вердикт, власти получат представление об истинном положении дел. Хотя что они смогут сделать, действуя в рамках закона и под давлением здравого смысла, ей-богу, не могу себе представить. И все же мы должны ждать действий с их стороны. А главное — я со всей серьезностью прошу тебя не делать ничего такого, что могло бы вовлечь тебя в конфликт с Детьми.
— Не буду, дорогой, — кивнула Анжела. — Я испытываю перед ними панический ужас.
— Если голубка боится ястреба, это вовсе не означает, что она трусиха, — отозвался Зиллейби и перевел разговор на другую тему.
Я намеревался посетить семейство Либоди и еще одного-двух знакомых, но, когда мы собрались уходить от Зиллейби, оказалось, что, если мы не хотим попасть в Лондон за полночь, мне придется отложить эти визиты до следующего приезда. Не знаю, что испытывал Бернард, распрощавшись с супругами, — он вообще мало разговаривал с тех пор, как мы приехали в деревню, и едва ли хоть чем-то выдал свои истинные чувства — я же лично ощущал лишь облегчение от того, что возвращаюсь в мир нормальных измерений. Мидвичская система ценностей казалась мне весьма далекой от реальности. Если несколько часов назад мне было трудно адаптироваться к существованию Детей и я удивленно таращился, когда мне о них говорили, то для Зиллейби все это было давно привычным. Для них элемент невероятного просто не существовал. Они сжились с Детьми. И к тому же, за последних, к добру ли, к худу ли, они в известной степени несли ответственность.
Теперешние заботы имели для мидвичцев общественный характер, заставлявший их опасаться крушения привычного modus vivendi[20].
Ощущение тревоги, которое я вынес из напряженной атмосферы зала собрания, все еще не покинуло меня.
Думаю, что и Бернард не избежал того же чувства. Во всяком случае, у меня сложилось впечатление, что машину через деревню и особенно мимо того места, где произошел несчастный случай с Паули, он вел гораздо осторожнее, чем обычно. Наращивать понемногу скорость он стал лишь после того, как мы миновали поворот на Оппли, где и увидели четыре приближающиеся фигуры.
Даже с такого расстояния было видно, что это Дети. Импульсивно я воскликнул:
— Остановись, Бернард. Мне хочется рассмотреть их получше.
Он снова сбавил ход, и мы остановились прямо у поворота на Хикхэм-лейн Дети шли нам навстречу. В их одежде чувствовался легкий намек на форму — мальчики были в голубых хлопчатобумажных рубашках и в серых фланелевых брюках, девочки — в коротких плиссированных серых юбках и светло-желтых блузках. До сих пор я видел только тех двух — возле муниципалитета, да и то плохо — так, общий абрис лиц, а уж потом и вообще одни спины. Когда эти четверо подошли, я увидел, что сходство между ними было даже большим, нежели я предполагал. Их лица покрывал густой загар.
Странный отсвет кожи, очень заметный в детском возрасте, теперь скрылся под загаром, но что-то все же осталось, это сразу же бросилось в глаза.
Волосы у всех были темно-золотого цвета, носы — прямые и узкие, рты довольно маленькие. Но пожалуй, именно положение глаз больше, чем что-либо другое, вызывало ощущение "чужестранности". Это была какая-то абстрактная чужестранность, не вызывавшая в памяти определенную расу или регион Я не видел ничего, что помогло бы отличить одного мальчика от другого, и сомневаюсь, что, если бы не различия в прическах, смог бы отличить мальчиков от девочек.
Теперь я уже видел и глаза. Я совсем позабыл, какими удивительными они были у маленьких Детишек. Помнилось только, что желтые Сейчас же они выглядели будто расплавленное золото. Очень странные. Но если отвлечься от этой странности, то удивительно красивые. Точно живые драгоценные камни. Я продолжал рассматривать их, пока они не поравнялись с нами. Не обратив на нас ни малейшего внимания, во всяком случае не больше, чем на любую другую машину, они свернули на Хикхэм-лейн.
Находясь от них на столь близком расстоянии, я вдруг почувствовал какую-то ничем не объяснимую тревогу, но зато мне стало ясно, почему столько семей без всяких уговоров отпустили Детей жить в Грейндж.
Мы проводили взглядом их удаляющиеся фигуры, и Бернард потянулся к стартеру.
Внезапный выстрел прогремел где-то рядом, заставив нас вздрогнуть. Я повернул голову и увидел, как один из мальчиков падает навзничь на дорогу.
Остальные трое словно остолбенели…
Бернард открыл дверцу и стал вылезать из машины. Один из мальчиков оглянулся на нас. Его золотые глаза сверкали, взор был тверд. Мне показалось, будто через меня пропустили ток, несущий смятение и слабость… Потом мальчик отвернулся, его взгляд скользнул в сторону.
Из-за зеленой изгороди напротив долетел звук второго выстрела, более глухой, чем первый, а потом откуда-то чуть подальше раздался пронзительный вопль.
Бернард выскочил из машины, а я переместился на сиденье, чтобы последовать за ним. Одна из девочек опустилась на колени — рядом с упавшим мальчуганом, и, когда она дотронулась до него, он застонал и судорожно дернулся. Лицо мальчика, стоявшего рядом, исказилось от боли. Он тоже застонал, как будто умирал он сам. Обе девочки рыдали.
Затем откуда-то с другого конца тропинки, из-за деревьев, скрывавших Грейндж, раздался стон, как бы повторенный стоустым эхом жалующихся и рыдающих голосов.
Бернард остановился. Я чувствовал, как по спине у меня бегут мурашки и начинают шевелиться волосы на голове.
Снова раздался тот же звук — стон множества голосов, исполненных боли и поднимающихся до пронзительного рыдания. Затем топот многих ног, бегущих по тропинке.
Ни я, ни Бернард даже не шелохнулись. Меня удерживал на месте пронизывающий ужас.
Мы стояли и смотрели, как полдюжины мальчиков, пугающе похожих друг на друга, подбежали к лежащему и подняли его. Только когда они понесли его, я услышал какой-то плач, доносившийся из-за живой изгороди, окаймлявшей тропинку справа. Я поднялся по откосу и заглянул через изгородь. В нескольких ярдах от меня стояла на коленях девушка в летнем платье. Ее ладони были прижаты к лицу, а тело сотрясалось от рыданий.
