Павел Амнуэль - Конечная остановка (сборник)
Вот почему Лёва смотрел на меня таким отчаянным взглядом.
– Я не хочу здесь быть! – Ира прошептала эти слова, но они прозвучали так громко, будто она их выкрикнула во весь голос. Мне показалось, что от ее крика звезды вздрогнули, и какая-то из них упала, сверкнув над крышами. – Я не хочу себя такую! Возьми меня отсюда!
У меня зуб на зуб не попадал, а потом я начал дрожать всем телом, будто на улице стоял адский холод. Мне не хотелось жить – не здесь, а вообще. Я не хотел, чтобы существовал мир, где моя Ира… В сознании промелькнула и спряталась мысль, что сейчас, возможно, решается не только моя судьба, мысль была фразой из графоманского романа, к реальности она не могла иметь никакого отношения. В реальности была только Ира, стоявшая передо мной со стиснутыми ладонями. В реальности были только ее взгляд и ее память, принадлежавшая не ей, но и ей тоже. В реальности был мой друг, меня предавший, моя работа, которая не имела – я это знал – никакого смысла. В реальности были небо и звезды над головой, смотревшие на меня с насмешкой. Я видел, как они издевательски усмехались, и слышал слова, звучавшие, конечно, в моем мозгу и нигде больше, но от этого не становившиеся менее значимыми: «Бабочка взмахнет крылышком, и Вселенная, вздрогнув, закончит, наконец, цикл эволюции».
«Я не хочу здесь быть!»
Значит – нигде. Потому что во множестве эмуляций есть такие, где случилось худшее, чего я представить не мог. И такие, где худшее еще не случилось, и нам с Ирой пришлось бы пережить беды не в навязанной памяти, а в реальности. И еще есть эмуляции, где все с нами хорошо, но количество несчастий в мире зашкаливает за верхние пределы человеческих возможностей. И великое множество эмуляций, где все замечательно и с нами, и с миром, золотой век, но как их найти среди бесчисленного количества миров, если по законам вероятности оказаться в худшем мире куда легче, чем в лучшем?
«Я не хочу здесь быть!»
Ира прижалась ко мне всем телом, ее тоже бил озноб, в этом мире было холодно, как не бывает в лютую антарктическую зиму.
Я должен был взмахнуть крыльями и вызвать ураган. Ураган пронесется по всем эмуляциям, и они обрушатся, как обрушивается непрочное строение. Вселенский квантовый компьютер завершит, наконец, свое вычисление, и Вселенная схлопнется, мир провалится в точку, в сингулярность, и все начнется сначала, и когда-нибудь через миллиарды лет кто-то, похожий на меня, и кто-то, похожий на Иру, родится на планете, похожей на Землю, в стране, похожей на Советский Союз… Это будем не мы, потому что ничто не повторяется, хотя должно повториться в программах конечных автоматов.
Взмахнуть крыльями… Что-то я должен был сделать. Сейчас, пока во льду не застыли мысли.
Разве от мыслей зависит выбор? Любое решение принимается там, где нет сознания, а только инстинкты и квантовые законы, позволяющие миру существовать в почти бесконечном числе разных вариантов?
Бабочка взмахивает крылышками, и наступает утро, встает солнце…
…мы смотрим друг на друга, и нет больше ничего…
…мимо проезжает машина… «даяцу»… разве их уже выпускают? Где-то я видел этот автомобиль… не вспомнить…
Машина медленно сворачивает к хлебозаводу…
Дежа вю.
Я перепугался – как никогда в жизни. Это был ужас, который плохие романисты называют смертельным. Ужас перед небытием, потому что, если исчезнут эмуляции, исчезнет все. Вселенная перестанет быть. Сожмется в кокон. В точку. В сингулярность.
И произойдет новый Большой взрыв.
Сейчас.
Я прижал к себе Иру, я целовал ее заплаканные глаза, я целовал ее ледяные губы, я гладил ее растрепавшиеся волосы, я принял в себя все ее памяти, смешал со своими, и в том, что получилось, попытался разглядеть мир, где нам было хорошо. Лучший из миров.
«Я люблю тебя».
Это сказал я? Ира? Мы вместе?
Слова не прозвучали, они были всегда.
* * *– Что? – переспросил я, не расслышав последних слов Яшара. Что-то промелькнуло в памяти, будто бабочка взмахнула крылом…
– Я говорю: надо пересчитать спектры «Ариэля» для стандартного диапазона, иначе нельзя сравнивать интенсивности.
– Конечно, – я пожал плечами. – Только и без пересчета видно, что точки лягут ниже кривой. Нет там скрытой массы.
– Может, и нет, – задумчиво произнес Яшар. – В этом конкретном скоплении. Но в восьми других есть, и небольшая корреляция реально существует.
– Существует, – согласился я. – Чем больше число галактик в скоплении, тем больше расхождение в величине масс.
– И если продолжить кривую… – Яшар не стал заканчивать предложение.
– Тогда в масштабе Вселенной величина невидимой массы достигнет примерно двадцати процентов.
– Маломассивные звезды, скорее всего, – заключил Яшар. – Или нейтронные, но менее вероятно. Пожалуй, это можно опубликовать в «Астрономическом циркуляре». На большую статью не тянет, слишком мало точек, и вывод плохо аргументирован.
– Сейчас напишу страничку, – согласился я.
Не успел. За машинку сел Абдул перепечатывать квартальный отчет. Писать от руки не хотелось, все равно потом печатать и править. Я сел за свой стол, положил перед собой графики и не то чтобы задумался… Странное возникло ощущение – будто я здесь и не здесь. Закрыл глаза, и показалось… Пожалуй, я слишком мнителен – просто круги на оранжевом фоне, но в кругах почему-то…
Женщина? Лицо… Руки… Незнакомая. Видел, наверно, в каком-нибудь журнале. В «Огоньке», может быть? Пришло на память имя: Лиля. Я не знал женщины с таким именем.
Стук клавиш стих, Абдул вынул из каретки отпечатанный лист и кивнул мне: иди, мол, машинка свободна.
На столе шефа зазвонил телефон.
– Тебя, – сказал Яшар, подняв трубку. – Жена.
– Миша, – Ира говорила тихо, и я плотнее прижал трубку к уху, – у нас собрание переводчиков, я задержусь. Ты заскочишь за хлебом по дороге домой?
– Конечно, – сказал я. – Круглый брать или кирпич?
– Какой захочешь. Лишь бы свежий.
– Ирочка, – я так и не понял, почему задаю этот вопрос, – ты не знаешь, кто такая Лиля? Вспомнилось имя, вроде знакомое…
– Нет у нас таких знакомых, – уверенно сказала Ира. – А почему ты спрашиваешь?
– Не знаю. Мелькнуло в памяти. За хлебом зайду, конечно. И еще Женечку нужно на кружок.
– Она с Наргиз и ее мамой пойдет, они уже договорились.
– Замечательно, – пробормотал я и положил трубку.
Заметку в «Циркуляр» я сочинил быстро. Правда, над заключительным абзацем просидел до пяти. Ограничиться фактом обнаружения невидимой массы в восьми скоплениях галактик? Или дать кривую корреляции? Упомянуть, что пятая часть массы Вселенной может быть не видна? Шеф прав: слишком мало точек и слишком велики ошибки измерений.
