Юрий Соколов - Путь в Обитель Бога
Очевидно, Иеремия, как и все мелкие диктаторы, обожал звук собственного голоса. Минуты шли за минутами, а он не думал давать сигнал к выступлению. Вот пустомеля! Однако я не мог не отметить, что пулемётчика он оставил в гнезде даже несмотря на проповедь. И ещё одного пешего не было видно, что косвенно подтверждало мою догадку о снайпере. Впрочем, я мог и ошибаться — вдруг Иеремия взял кого-то из заставных с собой, и он сейчас сидит на лошади?
Не имея возможности ничем развлечься, я принялся внимательно рассматривать Иеремию в оптический прицел. Может, просто его шлёпнуть? У меня уже палец чесался, но убийство командира в данной ситуации не только не шло нам на пользу, но ещё больше всё осложняло. Терпение, Элф, терпение… Я на секунду отвлёкся, чтобы несколько раз моргнуть, — глаза устали, — а когда вновь взглянул на Иеремию, то обнаружил, что он смотрит прямо на меня.
В другой ситуации я бы решил, что он случайно повернулся в мою сторону. Но сейчас был уверен, что повернулся он не случайно: Иеремия знает, где я, знает, что в него целятся, и бог его знает, что он знает ещё. Чёртов созерцатель! Недолго думая, я нажал на спуск. И будь я проклят, если он не угадал момент выстрела и не уклонился, дёрнув коня в сторону. Я выстрелил вторично, потом в третий раз, но достал его только с четвёртого, да и то потому, что конь под ним ясновидящим не был и не знал заранее, в какую именно сторону надо скакнуть. Пуля ударила Иеремию в плечо, но из седла его не выбила. Пешие монахи метнулись в укрытие, всадники пытались успокоить дыбившихся под ними полудиких лошадей, напуганных щелчками пуль о камни вокруг них. Двое соскочили с сёдел и бросились под защиту стен. Я пустил в Иеремию пятую пулю, шестую — промах, промах! Такого со мной ещё не случалось. Снова попал я аж с восьмого раза, но не в созерцателя, а в то место, где монахи хранили взрывчатку. Бес его знает, зачем она лежала посреди открытой площадки под брезентом — наверно, просто не успели перенести её, куда хотели. Рвануло так, что Иеремию подбросило вверх и швырнуло через стену заставы вместе с лошадью, а остальных всадников разбросало в стороны. Один из них сразу вскочил и побежал к пулемётному гнезду, резко свернув в бок, когда в гнезде одна за другой начали рваться гранаты, выпущенные навеской Орексом.
Слишком увлечённый стрельбой по Великому Магистру, я не сразу заметил, что сам нахожусь под обстрелом. Пуля ожгла мне спину, содрав кожу, и следом ещё одна ударила в скалу совсем рядом. Скатившись на дно лощины, я быстро пополз вниз, осторожно высунулся и стал осматривать противоположный склон. Краем глаза я заметил внизу Бобела и Орекса, бежавших по открытому месту к заставе; далеко их опередив, туда же мчался Тотигай. Он первым достиг стены и, расправив крылья, перемахнул через неё, обрушившись сверху на одного из всадников, пытающегося поднять с земли свою лошадь.
Чужого снайпера я всё ещё не видел, зато он прекрасно видел меня. Пуля сбила ветку с чахлой сосёнки рядом; я опять нырнул в лощину, сполз вниз на три своих роста и рискнул выглянуть из-за камней, что едва не стоило мне дырки в голове. Но теперь я засёк его позицию и позиция, надо сказать, оставляла желать лучшего, как и его меткость. Первый же мой выстрел оказался удачным, и я с облегчением перевернулся на бок, меняя почти пустой магазин на полный. Господи, как же просто воевать с обычными людьми…
Снизу неслись чьи-то вопли, автоматные очереди, рёв Тотигая; вовсю работал пулемёт Бобела. Я поспешно запрыгал вниз по склону, и был на полдороге, когда бой на заставе стал стихать, а когда спустился, всё уже закончилось. Тотигай вспрыгнул на внешнюю стену, захлопал крыльями и прошёлся по ней взад-вперёд, показывая мне, что застава наша и можно гулять где хочешь. Не останавливаясь, я полез на противоположный склон проверить снайпера. Вдруг я его только ранил, и он потерял сознание.
Действительно, я только ранил его. Но сознания он не терял. Впрочем, это не имело значения.
Моя пуля попала в оптический прицел его винтовки, прошла насквозь и влетела в голову стрелка вместе с тем, что захватила с собой по дороге. Куска черепа с правой стороны не хватало, через отверстие виднелось кровавое месиво, глаз вытек. Как он мог оставаться жив с этим ранением, да ещё так долго, я не понимал.
— Да поразит тебя Иисус, — прошептал он. — Будь ты проклят… Будь проклят.
— Не буду, — сказал я ему. — Но твои приятели перед смертью наверняка проклинали тебя — разве можно было так меня прошляпить, когда я полз по склону от самой Границы у тебя на виду?
— Я был на богослужении. Телом был здесь, а душой — там, внизу, и молился со своими братьями. Я слушал проповедь преподобного — слушал сердцем. Тебе этого не понять, отверженный…
— Никогда. Я бы на твоём месте следил за подходами к заставе.
Не желая дальше препираться с умирающим, я подобрал его винтовку, швырнул вниз и стал спускаться. На богослужении он был! Нет, никогда не понять мне верунов… Милосерднее было бы добить беднягу, но рука не поднялась. Он и так должен был отдать концы с минуты на минуту. Может, молитву предсмертную читает, а я его прерву.
Перейдя Границу, я нашёл Сола там же, где его оставил. Коу сидела в сторонке, с любопытством поглядывая на чужого. Раненый нукуман бредил.
— Он совсем плох, — сказал Соломон. — Как жаль, что я не лекарь.
— Слушай, малыш. — Я помолчал, собираясь с мыслями. — Мы только что взяли вашу заставу штурмом. За нами гонится отряд яйцеголовых, и после встречи с Енохом нам больше ничего не оставалось. Погибли твои единоверцы… Поверь, нам ничего от вас не было нужно, кроме как раненого оставить. И сейчас я тебя ни о чём не прошу, кроме одного: помоги донести носилки до заставы. А дальше мы сами.
— Кто из заставных погиб? — вскинул голову Сол.
— Все. И те, кто был с Иеремией, тоже.
— А Иеремия? — спросил он, и я машинально отметил, что парнишка уже не ставит перед именем Магистра слово «преподобный».
— Этот — самым первым, — ответил я.
— Не может быть! — Сол вскочил на ноги. — Этого не может быть, он бессмертен! Он говорил, что не умрёт, но вознесётся на небеса с великой славой вслед за Иофамом, когда придёт время!
— Ну, можно считать, что он и вознёсся, — согласился я.— Не скажу, что со славой, но вознесло его основательно. Если пойдёшь со мной, сам увидишь. Поможешь?
— Да. Правда, этот нукуман всё равно обречён.
— Наверное. Но мы-то должны сделать то, что должны? Бери носилки.
— Я другое хотел сказать, — поправился Сол, подходя к носилкам. — Просто надежда на его выздоровление была бы напрасной.
— А я давно уже ни на что и не надеюсь. Поднимаем…
