Джоан Виндж - Водопад грез
— Прекратите работу! — крикнул я начальнице смены. — Вы заденете карман с газами.
Я услышал, как стих визг инструментов. Рабочие оторвались от дела без команды и повернулись, чтобы взглянуть на меня. Начальница нахмурилась, подумала о том, чтобы заставить их продолжать работу, потом подумала о другом. Она подошла к нам.
— Что ты имеешь в виду?
Смены рабочих больше всего боялись одного: повредить какую-нибудь незаконченную мысль, которая превратится в неустойчивое соединение. Тут было не так много рабочих, чтобы производить точные исследования каждого миллиметра лица рифа.
— Ты не можешь предсказывать…
Никто не мог, даже ныряльщики и их техники не могли предсказывать с полной уверенностью. Ни один человек.
— Я могу, — сказал я, глядя ей в глаза.
Она выругалась, повернулась к стражнику:
— Урод? Они пустили сюда урода?
— Сейчас его требует к себе Натаза, — ответил стражник.
— Что ты об этом знаешь? — спросила меня начальница. Она указала на риф за своей спиной. Это было больше похоже на обвинение, чем на вопрос.
— Я ныряльщик.
— Это не значит, что ты видишь сквозь стены, урод, — проворчала она.
— Тогда продолжай, — пробормотал я. — Только дайте нам отойти отсюда, до того как вы поднимете себя на воздух.
Я двинулся вперед. Стражник догнал меня.
— Эй! — крикнула начальница смены, но я не обернулся.
Мы дошли до остановки трамвайчика. Ожидая его, я прислушивался, не раздастся ли взрыв позади нас. Взрыва не было. Не знаю, жалел я об этом или был рад.
Трамвайчик провез нас в другую часть комплекса, тоже никогда не виденную мной. Она была слишком красивой, слишком открытой. Все, что я видел вокруг, говорило мне, что каждый наемный рабочий, который заберется так далеко, будет сожалеть о том, что видел все это.
Офис Натазы был таким же открытым, таким же незащищенным. Возможно, они думали, что сюда добраться очень тяжело. Я подумал, были ли цветы в горшках вдоль стены настоящими или же просто хорошей имитацией, подобно пейзажу за окном позади его стола — пейзажу не этого мира.
— Вы хотите, чтобы я его связал, сэр? — спросил стражник, привлекая мое внимание к Натазе.
Тот покачал головой, окинув меня непонятным взглядом. Его пустые руки лежали неподвижно на поверхности стола. Все, что я понял по выражению его лица, это то, что он не видит во мне никакой угрозы.
Стражник вышел, оставив нас одних. Я смотрел на Натазу. Он смотрел на меня. Я мог думать только о боли: о боли в груди, о боли воспоминаний. Боль струилась отовсюду, заполняя мир. Наконец мы оказались лицом к лицу, и от этого было еще больнее. Он поднял руку и сделал жест, непонятный мне. Я ожидал, что он достанет оружие.
Кто-то сделал шаг сквозь зеленоватую стену. Не стена, просто голография — в комнату. Жена Натазы, мать Джеби. Она была одна, в лабораторной одежде.
Я отступил на шаг, узнав ее, и чуть не потерял равновесие: у меня помутилось в глазах.
Они оба глядели на меня так, словно я собирался сбежать. Я стоял, не двигаясь, глядя на них. Линг Натаза села рядом с мужем, взглянув на него, слегка нахмурившись, что могло что-то значить. Перримид мог рассказать все Натазе, чтобы быть уверенным, что я получу за все. Но мне почему-то казалось, что его жена не хотела бы быть свидетелем расправы. И помочь мне ей вряд ли хотелось. Как я ни пытался, мне всегда казалось, что я недостаточно полно понимаю человеческое поведение.
Я продолжал стоять, ожидая. Не желая первым начинать разговор. Мои руки сжали свободную ткань брюк.
— Присядь, Кот, — наконец сказала Линг Натаза, ее муж так ничего и не произнес. Я отупело стоял. — Мы хотим задать тебе несколько вопросов.
Я взглянул в сторону, увидел два кресла, похожих на сложенные лодочкой ладони, в углу комнаты. Я медленно попятился и присел в одно из них, стараясь не оступиться, не убрать с них своего взгляда, не показать признака слабости. Пот катился по моему лицу. Я вытер его, откинул грязные волосы с глаз. Я премерзко вонял. Не знаю, чувствовали ли они этот запах через комнату.
— Мы хотим поговорить с тобой о нашем сыне, — сказал наконец Бурнелл Натаза. Он нажал что-то на своем столе-терминале. Над столешницей появился голографический портрет Джеби и поплыл в воздухе. Я отвел от него глаза.
— Что вы сделали с ним, ты и Мийа? — В его голосе не было гнева. — С ним было все в порядке. А потом… — Он взглянул на жену. У Джеби исчезло еще не все, что дали ему рифы, так что даже она могла заметить. И видела, как и остатки пропадают.
— Что-нибудь… осталось? — спросил я. — Ему лучше?
Линг Натаза кивнула, ее губы сжались в тонкую линию.
— Достаточно, — пробормотала она. — Достаточно, чтобы мы поняли, достаточно, чтобы он понял… — Она внезапно замолчала.
Я расслабился в кресле, глаза мои вышли из фокуса. Я уставился на образ лазурных морей и неба другого мира за виртуальным окном за столом. Я подумал: меняются ли на этом изображении времена года, есть ли времена года в этом придуманном мире?
— Как у вас это получилось? — спросила на этот раз она, и настоящий мир горя и боли внезапно снова окружил нас.
— Ты говорил, что это связано с тем местом, с рифами… — пронзил меня голос Бурнелла Натазы, когда я не ответил. — Ответь ей, черт тебя побери! — Он приподнялся со стула.
Его жена сделала резкий жест, покачав головой. Он снова упал на стул.
— Ты боишься рассказать нам? — спросила она. — Почему?
Я подумал о том, что мог сказать на это, а потом о том, что мог сказать что-то другое и что то еще. Наконец я просто сжал руку на запястье.
Бурнелл Натаза нахмурился, глядя на красный браслет контрактника, пока в его глазах не появилось понимание. Его жена даже не выглядела удивленной.
— Это не для записи, — пробормотал он, отводя глаза.
— Да, хорошо, — ответил я, и его лицо снова стало твердым.
— Это наш сын, — сказала Линг Натаза.
Это моя свобода. Но я не сказал этого, и она продолжала:
— Мы знаем, что ты помог ему, ты хорошо с ним обращался. Мы знаем, что ты должен… тоже… любить его. — Она откашлялась. — Мы потеряли Мийю. Ты — наша последняя надежда.
Я закрыл лицо руками, чувствуя, как ко мне возвращается боль и головокружение одновременно с тем, как исчезает вместе со страхом из крови адреналин.
— Я рассказал вам все, что знаю, — пробормотал я. — Что-то в рифах там, в Отчизне, лечит неработающие или совсем поврежденные участки его мозга. Я не знаю как. Это освободило мой дар и… и его дар. — Я опустил руки, поднимая на них глаза во внезапно возникшей тишине.
— Джеби не псион, — пробормотала Линг Натаза. — В нем нет крови гидрана.
