Владимир Гусев - Укус технокрысы
- Нет! - страшно кричит Анечка.
Я чувствую себя так, словно нахожусь внутри огромного барабана, в который со всех сторон лупят кувалдами. К тому же в горле нестерпимо саднит. Я хриплю, отчаянно пытаюсь распустить галстук...
И не я один. Почти все, кого я вижу, хватаются руками за свои шеи, в том числе и телохранители.
Но они приходят в себя первыми.
Почему падре не убегает? Мог бы попробовать...
Мефодий, все так же сжимая ладони перед грудью, медленно опускается на колени. Губи его скорбно сжаты, глаза закрыты.
Лица подскочивших к нему телохранителей лишь отдаленно напоминают человеческие.
Элли встала со своего маленького трона и смотрит в зал ничего не выражающим взглядом сомнамбулы.
Я бросаюсь в брешь, образовавшуюся в цепи телохранителей, и огибаю двух-трех из них, склонившихся над трупом Пеночкина.
Что-то очень важное я должен сейчас сделать, чрезвычайно важное. Выполнить какой-то приказ... приказ...
Под ноги мне попадается упавшая с Пети двурогая корона, я прижимаю ее к груди... Ах да, нейрокомпьютер. За троном стоит нейрокомпьютер. Он, к счастью, на колесиках. Навстречу из-за кулис, правда, кто-то бежит, но я возвращаю его обратно:
- Врача! Быстрее врача! Вы что, не видите: врача!
Нужно было бы остаться, помочь справиться с шоком жене Пеночкина. Но - приказ, приказ Создателя. Или нет... Кто приказал? Почему я качу эту тележку, накрыв ее собственным пиджаком... нет, не собственным... Потом, потом... Я должен любой ценой сохранить шлем и тележку. Так приказал Создатель. Нет, не Создатель, а Мефодий. Тогда почему я должен? Не понимаю. Почему? Потом, потом...
Глава 25
В этот раз мне, можно сказать, повезло. Три телекамеры, непрерывно снимавшие Пеночкина и его свиту, четко запечатлели: я к его убийству не имею ни малейшего отношения. Только раз в кадре мелькают мои ноги и полы пиджака-"вопилки". Это когда я бегу к трону, еще без короны-шлема в руках. А все потому, что, когда началась "ламбада", одна камера снимала агонизирующего Петю, вторая - расправу над Мефодием, третья давала панораму зала с остолбеневшими от шока адептами "общей веры". Но в прямой эфир это, к счастью, не пошло. После того, как на экранах один раз показали зевающую во весь рот Элли, другой - Анечку, почесывающую голову под короной, режиссер, умница, начал выпускать в эфир только отредактированную видеозапись. А увидел я все это уже потом, на закрытом показе в мрачном здании недалеко от "Детского мира". Славка еще раз выхлопотал мне пропуск. Вначале я не хотел идти, потом сообразил: от этого зависит, признаваться в том, что это я спер нейрокомпьютер и шлем, или нет. Попробуй, объясни начальникам Грибникова, зачем я это сделал, если я и себе этого объяснить не могу. Помнится, Пеночкин мне перед смертью приказал, или Мефодий. Но не Грибников: он, я уверен, уже выходил в это время из зала, с просветленным и глупым от счастья лицом.
Анна Федоровна приболела, и мне приходится готовить завтрак самому. Дежурное блюдо номер один: яичница.
А вообще-то даже я вторую неделю не могу прийти в себя от шока. Что уж говорить об остальных? Во время закрытого просмотра видеозаписи, сделанной в роковой для Пеночкина день, выступал какой-то академик от медицины, утверждал, что психическое здоровье нации серьезно подорвано. И не только нации: во всем мире прошла волна самоубийств. Хорошо, не моя в том вина. А единственное лекарство от всего этого - артегомы! Хотя это то же самое, что наркомана спасать наркотиками. Но ничего лучшего врачи пока не придумали. Уменьшают, правда, постепенно количество часов на телеканалах, посвященных "чебурашкам", но в ответ - тысячи разгневанных телеграмм и даже демонстрации. "Общество защиты прав артегомов" преобразовалось в партию, которая, видимо, станет правящей уже на следующих выборах. Их главный лозунг прежний: артегомы - разведчики человечества на пути в светлое будущее. Не хватает - пока - только одного слова в конце лозунга: - артегомизм. Или как там его назовут...
Времени у меня, как всегда, в обрез, и, поставив на электроплиту чайник, я тащу тарелку с яичницей в комнату.
- Родя, включи мне важнейшие новости.
- Включаю. Важнейшие новости.
"Агентство "Рейтер" сообщает: вчера в парижской префектуре впервые в мире зарегистрирован брак артегома с женщиной. Счастливая новобрачная Эрика Штеффер, в недавнем прошлом - супермодель. Ее суженый - артегом типа "гомункулус", Давид Супермен...
Выглядит эта модельная парочка неплохо: она - белокурая все еще красавица лет тридцати с хвостиком, он - вылитый Сталлонегер с мощными пластмассовыми бицепсами. Передвигается супермен правда, несколько враскарячку, но оплошавший было оператор переводит камеру на лицо жениха, дает его крупным планом... Да, вылитый Сталлонегер.
Хорошо хоть, не меховой "Чебурашка".
- Стоит такой артегом пока баснословно дорого, только женщина выдающихся способностей в состоянии его приобрести. Но Эрика утверждает, что ни с одним мужчиной она не была так счастлива, в интимном плане, как с Давидом, и он вполне оправдывает фамилию нового семейства артегомов фирмы "Гомункулус Индастри".
Я промакиваю кусочком хлеба вытекший на тарелку желток.
Да, уж ее-то выборка мужчин достаточно репрезентативна. Есть с кем сравнивать.
- Вас вызывает дочь! - прерывает Родион "важнейшие новости". Соединить?
- Конечно.
- Пап, это я. Ты приедешь сегодня?
- Как всегда.
- А... пораньше ты не мог бы? Очень нужно!
Лицо Маришки на экране терминала становится похожим на то, двадцатилетней давности, когда она выпрашивала новую куклу.
- Что, очередные теледебаты?
- Ну, вроде этого.
- Ты опять идешь в храм "новой веры"?
- Я ненадолго. Ты только не сердись, пап, ладно? Может, я там себе жениха найду, - заговорщицки улыбается Маришка.
- Надеюсь, не артегома?
- Ну что ты... Они так дорого стоят... - вздыхает дочь, и мне хочется стукнуть по столу кулаком. Но после Общего Шока, как окрестили это тележурналисты, я неделю отпаивал Маришку то водкой, то валерьянкой, и пришла она в себя лишь после того, как я, по высказанному шепотом совету врача, сводил ее в ближайший кинотеатр.
- Ладно. Через час буду.
- Через сорок минут. Ну, пап... - торгуется, по детской привычке, Маришка.
- Может, и через сорок. Яичницу мне можно доесть?
- Ага! И сразу выезжай!
Обрадованная Маришка посылает мне воздушный поцелуй, я вяло жую остывшую белковую корочку. Родя возобновляет показ новостей.
"Агентство "Интерфакс" передает: обнаружен еще один свидетель вознесения создателя артегомов на небеса. Правда, свидетель уверяет, что это произошло не на третий день после трагической гибели Петра Пеночкина, а на девятый. Место, где это произошло, свидетель назвать отказывается, ссылаясь на то, что во сне ему "был голос", запрещающий это делать...
