Арина Воронова - Дети Брагги
Клубы пыли вот-вот готовы были вывалиться на раскинувшееся перед лагерем поле, однако Скагги выручил острый глаз птицелова.
Мгновение спустя не требовалось уже особого труда, чтобы различить под клубами пыли отряд с Оркнейских островов, разыгрывающий - хоть и не очень умело - не в обычае севера отступать - беспорядочное бегство.
Наконец-то дружина Торарина Клакка достигла предназначенного под сражение поля, притворно неумело улепетывая, будто загнанный заяц, что охромел вдруг на правую ногу...
От кромки леса в долину докатилась волна оглушительного шума, и устье просеки окуталось еще большими облаками пыли. Там шел яростный арьергардный бой, скрывавший притворство отступления.
Но стоило ему докатиться до какого-то лишь Торарину и конунгу ведомого места, как изодранный стяг Клакка замер на месте и больше уже не двигался. Подбитый заяц обернулся вдруг ко врагу разъяренным волком!
В это время со стороны лагерного вала, из тыла Торарина, к нему спешили уже отряды пеших воинов. Это была дружина Змееглаза, с которой, как знал Скагги, отправился скальд Тюра Скальдрек.
По всей длине фюркатского вала и вдоль залива взметнулись разом стяги дружин. Заплескался над Гауком-саксом кроваво-черный стяг дружины Ирландца, поднялось бело-синее знамя конунга, и чуть поодаль черное с золотом - детей Брагги. Рев нарастал, вызывая боль в ушах, и пыль вздымалась в небо фонтанами со спин северных китов. Среди этой какофонии звуков Скагги различил зловещий звон, ни с чем не спутаешь этот высокий пронзительный вой: то лучники выпускали свои смертоносные стрелы. Если ирландцы целились сейчас из своих укрытий на склонах, мишеней у них было в избытке.
Прав оказался Грим, отряд франкской пехоты направился к гребню, в надежде по его вершине добраться до самого лагеря.
Гвикка метался по всему гребню, сдерживая нетерпение своих воинов. Скагги крепче сжал коленями бока дрожащего от возбуждения коня, потом сгреб поводья вместе с прядями из гривы своего чалого.
Внезапно из невысокого кустарника показались неприятельские всадники. И в тот же миг топот копыт перекрыл зычный приказ Ирландца, и обе дружины громовой волной устремились вниз, в атаку, выдергивая из ножен мечи и удобнее перехватывая копья.
Ирландские лучники тем временем торопливо попрятались по своим укрытиям, поближе к отмечающим овраги вымпелам, опасаясь попасть под эту неистовую волну.
Два конных войска схлестнулись друг с другом, и теперь в схватке нельзя было различить ничего, кроме испуганного ржания лошадей, звона оружия и криков, исторгаемых болью ран или предсмертным страхом.
Скагги удалось опустить меч на шлем ближайшего из франков, а чалый его, подчиняясь поводьям и коленям всадника, сбил с ног изящного серого скакуна, которым правил раненный противник.
Лошадь и всадник оказались на земле, едва не вырвав при этом меч из руки Скагги.
Позади послышались разрозненные возгласы и крики агонии: вслед за всадниками вниз по склону двинулись вооруженные дубинами рабы, занимая пространство, преодоленное воинами. Они приканчивали раненых франков и отыскивали, чтобы унести наверх, раненых дружинников Гвикки и Орма. И ирландцы уже тоже успели выбраться из своих укрытий и спускались вслед за конными, отыскивая новые удобные места для стрельбы.
Волна за волной накатывали воины противника со странным выражением на побелевших, застывших лицах. Не привыкшим держать конный строй северянам, большого труда стоило не пропустить намного более умелых наездников врага на гребень древнего вала. С каждым новым приступом ряды защитников таяли.
Скагги гнал от себя мысли о передышке или подмоге, зная, что ни того ни другого не будет. На эту битву вышли все, кого смог собрать призыв йотландского конунга.
Прикрывшись щитами и выставив лес копий, люди Хальвдана, прозванного Змееглазом, теснили врага, пытаясь найти, прорубить пусть неширокую, но брешь во франкском строе. Ратники из отряда Рикара де Врена раз за разом кидались на них подобно своре разъяренных собак. Понимая, что и с той и с другой стороны вышли все стрелы, ярл Хальвдан позволил себе замереть на минуту за спиной дерущихся. Вниз от ребер по правому боку стекала теплая струйка, но боли он не чувствовал. Прищурившись за прорезью шлема, ярл взвешивал шансы. А шансы были неравны. Слишком далеко вырвались они в первой горячке боя, когда казалось, что для победы достаточно только лишь их с Торарином Клакком дружин, что враги снопами спелой ржи сами ложатся под ноги любимой богами дружины.
Сколь легким был их путь! Звенел над воинами Севера голос прекрасной девы с развевающимися по ветру волосами:
...гребень - железный, а стрелы - колки;
будем мечами ткань подбивать.
Смеялась, вытирая губы тыльной стороной руки, на которую с меча стекала вражья кровь.
...мечи обнажив, начали ткать;
сломятся копья, треснут щиты, если псы шлема вцепятся в них.
Пела и смеялась та дева, что приходила к Хальвдану перед победой, укрывая его плащом неуязвимости.
Сами не заметили, как смяли передний ряд франков, как пали под секирами вражеские лучники, как прорубила себе дружина дорогу к самому лесу. Лишь сумрачно улыбнулся нынешний хозяин Сканей, когда под ноги ему скатилась голова этого мальчишки, что похвальбы ради нацепил на копье кровавый плащ славного Хакона, победителя саксов у Данвирка. Думал ли Змееглаз, что так ему будет не хватать давнего врага? Мог ли представить себе, что столь глубокое удовлетворение доставит ему месть за старого ярла, которого не раз, осыпая бранью, обзывал он разбойником и вором, обманом отобравшим у него Сканей.
Лишившись своего вожака, франки, казалось, готовы были дрогнуть, отступить, если не побежать. Но нет, возникло позади них кто-то или что-то, что яростно и беспощадно гнало их вперед - под удары от северных мечей. И люди эти не стонали теперь от боли, не кричали от ярости, даже взгляд, какой удавалось пару раз уловить самому Змееглазу сквозь прорезь вражеского шлема, казался бессмысленным и пустым. И не падали они, даже истекая кровью. И сражались, и умирали они... молча. Не поверил бы рассказу о том Змееглаз, но сам видел такое, когда зверским ударом секиры отрубил франку руку, державшую щит. Славный вышел удар - так что выглянула из обрывков кольчуги и мяса белая сахарная кость, но и тогда франк продолжал надвигаться на него, пока не свалил его ярл новым ударом.
Еще полчаса назад Хальвдан понял, что, даже привычно меняясь в переднем строю, воины его начинают уставать, и приказал отойти на пару дюжин шагов, так чтобы с тыла его отряд прикрывал рыбацкий сарай. Каких-то несколько дюжин шагов по телам своих и чужих, раненых и убитых. Но отступая, Хальвдан не потерял ни человека.
