Сборник - Фантастика, 1985 год
Она посмотрела на меня с мрачным сожалением - так, будто я легкомысленно положил за пазуху ядовитую змею.
– Вы не понимаете, - вздохнула она и в волнении прошлась по комнате. Затем повела разговор издалека. Для начала она сообщила мне классический, по ее словам, пример из прикладной психологии. В середине прошлого века одна крупная пищевая компания с гордостью выпустила в свет порошок кексовой смеси, экономящий труд хозяйки и требующий только добавления воды. Компания была удивлена, когда женщины отдали предпочтение не этому продукту, а менее совершенным смесям, которые требовали дополнительных затрат труда-добавления яйца, кроме воды. Психологи, приглашенные для консультации, пояснили: включая в состав смеси яйцо в виде порошка, компания слишком облегчила задачу домохозяйкам, лишив их ощущения творческого участия в процессе выпечки кекса. Порошкообразное яйцо было срочно извлечено из смеси, и женщины с радостью вернулись к процедуре добавления яйца собственными руками.
Радость труда, чувство творческого участия - вот что необходимо человеку, говорила Регина. Когда же этого нет, конечный результат не приносит удовлетворения. Так, автоматизация существенно упрощает управление техникой. Но психологи всегда советовали даже при полной автоматизации сохранять на контрольной панели все эти ручки, кнопки, клавиши, рычаги, дабы человек, сидящий перед пультом, не лишался чувства власти над сложным техническим устройством и верил в необходимость управлять им. Пожалуй, говорила Регина, я не раскрою для вас большого секрета, если скажу, что на многих ракетах, совершающих заурядные рейсы между Землей и Марсом и внутри Пояса, роскошные, полные шкал, циферблатов и разноцветных лампочек пульты управления - всего лишь бутафория, поскольку полет почти полностью идет в автоматическом режиме. При этом правильные команды, подаваемые с пульта, лишь сопутствуют решениям компьютера, а неправильные просто не выполняются. Человек на таких кораблях нужен лишь как юридическое лицо, отвечающее за груз. Но мы не можем допустить, чтобы он превращался в куклу, в часть груза. И мы даём ему иллюзию управления, своего рода игру, в которой он участвует на полном серъезе.
Я хочу, чтобы вы осознали, говорила Регина: подобная игра замещает пустоту, которая образовалась в результате упрощения задачи. Если же такого замещения не происходит, если задача решается без труда, человек начинает скучать, чувствует себя ненужным - словом, испытывает дискомфорт. Поэтому в идеале технология упрощения задач всегда должна быть сопряжена с такой же мощной технологией замещения. К сожалению, упрощать задачи мы научились гораздо лучше, чем создавать имитационные модели, годные для замещения. Подумайте, что произойдет, если завтра Стеф создаст технологию превращения камней в хлебы. Это, конечно, прекрасно, мы уничтожим голод.
Но вместе с тем уничтожим и весь тот комплекс духовных ценностей, который исторически сложился вокруг понятия “хлеб”, ибо сам хлеб будет даваться без труда. Смешно надеяться, что кто-то еще станет возиться с плугом, пашней и колосом. Труд в данном случае потеряет смысл, сделается ненужным. Так вот, сможем ли мы для замещения этого труда создать какую-либо достаточно эффективную имитационную модель, как бы “тренирующую” человека, чтобы он не сделался праздным потребителем, остался тружеником и реально переживал бы все те усилия и чувства, которые испытывал когда-то при Добывании “хлеба насущного”? Боюсь, что этого сразу мы не сумеем. Но тогда нарушится гармония и начнется то, что социологи называют “дрейфом ценностей”.
“Вот чем грозит нам работа Стефа. Но это, - говорила Регина, - только один пример. Давайте смотреть шире. Ныне мы с технологией упрощения все чаще вторгаемся в такие тонкие материи, которые издавна считались священными. Мы разрушаем то, что еще не в силах смоделировать. В наших ли силах, например, создать имитационную модель материнства, дающую женщине весь комплекс необходимых психофизиологических переживаний? Нет. Но великую тайну материнства мы разрушаем. В космосе, как вы знаете, по ряду причин зачатие и вынашивание ребенка невозможно. Но вряд ли вы знаете, что сейчас во многих медико-биологических центрах интенсивно ведутся эксперименты по разработке новой “методики рождения”.
Эта “методика” исключает беременность и роды. Ребенок будет появляться на свет готовеньким, как Афина из головы Зевса.
Представляете? Семя мужчины и яйцеклетка женщины соединяются в лабораторных условиях, развитие плода происходит там же, и через девять месяцев родители получают своего младенца, так сказать, “по почте”. Конечно, при этом мы решаем массу проблем, избегаем многих неприятностей, типа родовой боли, но сможет ли женщина, получив ребенка таким путем, испытывать всю полноту счастья? Я понимаю: упрощение извечного способа рождения вызвано необходимостью. Но почему никто не думает над технологией замещения? Почему не разрабатывается модель, позволяющая женщине испытать хотя бы иллюзию того, с чем ей приходится расставаться?
Мы давно начали упрощать и способы вступления в брак.
В обществе всегда существовали определенные трудности, связанные с поиском брачного партнера. Возможность неудачи придавала особую ценность переживаниям, особую ответственность поступкам, определяющим сближение. Сейчас, когда компьютеры подбирают партнеров почти со стопроцентной гарантией успеха, человек заведомо застрахован от одиночества. Это, конечно, прекрасно, только мы должны отдавать себе отчет в том, что из нашей жизни полностью исчезло представление о партнере, как о том, кто дан судьбой, как о “суженом”. Какая уж тут “судьба”, когда каждый знает: партнер, на котором сегодня остановлен выбор, вовсе не является единственным, стоит обратиться к машине - и он может быть заменен другим, ничуть не худшим”.
Регина говорила еще долго, приводя все новые примеры. По ее словам выходило, что в наши дни технология упрощения безоговорочно обгоняет технологию замещения, и это грозит человечеству массой неприятностей и конфликтов. Люди устраняют извечно стоявшие перед ними трудности одну за другой, и иного пути у них нет. Но вместе с проблемами, которые исчезают, люди теряют что-то в себе. Они утрачивают драгоценные крупицы духа, которые были завоеваны ими когда-то в борьбе с невзгодами и труде. В конце Регина помолчала и добавила: “Иногда я очень хочу, чтобы Стеф куда-нибудь провалился со всеми своими опытами!” Мне запомнились эти слова, убежденно и страстно сказанные в одном из глубинных отсеков станции, где под слоем камня, бетона и стали жгучим беспокойным угольком светился красный комбинезоН. Не помню точно, что я возразил Регине; кажется, я просто не поверил ей. Для меня тогда гораздо более очевидным было то, что Регина стремится превратить Мана в злого гения, ибо таким он явно возбуждал в ней сильные чувства. Этот дилетантский психоанализ вполне удовлетворил меня, и только потом, много позже, я вычитал у Чарльза Сноу, что чаши добра и зла действительно находятся в руках ученых, но некоторые из них считают, “будто эта тяжелейшая ноша незаслуженно взвалена на их плечи. Они хотят только одного - делать свое дело”. Может быть, к такого рода ученым принадлежал и Ман, но к тому времени он и Регина уже расстались, практический вопрос был снят, а над проблемами философскими комиссару, работающему в одном из секторов Пояса, задумываться просто некогда.
