Мацей Жердзиньский - Броненосцы в синей воде
Он передвинул машинку, и тогда я заметил, что Слайпер не был никаким не богом, потому что в этом простом движении он заключил всю свою силу, все свое отчаяние и страх. Он хотел жить. Просто-напросто жить.
- И где же находится тот мир? - спросил я. - Ваш мир?
- Везде. Если Он его Напишет, то мир появится везде. Даже тут.
Но эта комната оставалась такой, как и в прошлый раз. Даже зеркало висело на том же месте. И Слайпер, и все его рукописи.
Это он будет последним, подумал я.
- Ты помнишь всех тех людей в тумане? - попытался он встать.
- Да.
- Вы должны были разделить их судьбу. Вы должны были остаться в пустоте, без крова и без жизни. Мне не удалось удержать ваши дни, так же, как не удалось это сделать тем, что Написали их. Тем, что выкаблучивались в Его мире.
Он пошатнулся, и я подал ему руку.
- Я не заслужил этого, Вит. Ведь вы страдаете из-за меня.
- Но ведь нам не было так уж плохо, мистер Слайпер. Я же помню.
Он вышел из-за стола. Мне было известно, что он ответит, но все-таки спросил:
- Кем вы были там?
- Писателем. Мне там не нравилось... Не все, что я там видел, было хорошо; войны, смерть, боль, болезни... Я не мог ему простить этого. В один прекрасный день я начал писать, и мне кажется, что в этом я был неплох. Люди любили меня читать.
Он постепенно добрался до портьер, не обращая внимания на валяющиеся листки.
- И Он дал вам шанс.
- Нет. Он меня наказал. Если бы я знал тогда, что подымаю руку на Такого Мастера. Если бы знал, насколько прекрасен его мир... Он сделал меня тем, чем является сам, и я не был первым. Помню, как чертовски болела спина. Помню страх. А потом уже был здесь, с этой вот машинкой. Все остальное тебе известно.
Он ударил кулаком в зеркало.
Зеркальная поверхность треснула.
- Мы - это остальное.
- Но это еще не все. Поначалу, когда я начал писать "Подворотню", то был настолько доволен своей работой, что упаковывал в конверты последующие мгновения вашей жизни и отсылал их в тот мир. Возвратов никогда не случалось, машинописи доходили по адресу. И не спрашивай меня, каким образом - я их просто выбрасывал в окно.
Слайпер замолк. Его костистые пальцы схватили портьеру и стянули ее в сторону. Дневной свет залил комнату. А вместе с ней и наши лица.
Я видел, как он плачет, когда мы оба смотрели на море. Прямо на третий броненосец, тяжело качающийся на волнах и растущий прямо на глазах.
- И что в нем? - спросил я.
- Конец.
Уже светало, и все, что мне оставалось, это Написать парочку самых важных предложений. Было очень тихо, как всегда в это время, лишь иногда кто-то проходил мимо моего окна; и мне было известно, что когда начнется новый день, я допью этот отвратительный чай и пойду в бар заказать дешевенький суп. Потом отставлю тарелку, а солнце будет красное-красное, и по тротуарам будут бегать люди, и никто из них не остановится даже на секундочку.
- Они не увидят, как рождается новый день, - сказал я. - У них другие дела, другие проблемы.
Я подарил им массу вещей. Они получили собак, деревья, деньги, причем мне было ясно, что не всем одно и то же понравится. Но они могли выбирать. И почти все выбрали для себя солнечный закат, как будто смерть интересовала их гораздо сильнее жизни.
- А ведь солнце может и всходить. И не важно, что ты при этом делаешь - глотаешь пустой супчик или пересчитываешь пакован баксов. Для всех людей оно восходит одинаково.
Слайпер никак не мог с этим согласиться. Он поверил тем, с которыми считались, а во всех тех, кто нищенствовал на улицах, увидал мои ошибки.
- Все у него перемешалось. Ведь на самом деле все наоборот.
Я перевернул стакан. Чайная гуща смешалась с жидкостью и никак не желала опуститься на дно. И мне тоже не хотелось его наказывать, как не хотелось карать тех, у кого имелся свой шанс.
- Значит он вернется сюда еще раз.
Я услыхал, как на верхнем этаже заскрипела постель; по-видимому, девушка снова спала с кем-то толстым и тяжелым. Мне было ее жалко, но и менять это тоже не хотелось.
Ведь, если по правде, люди не любят перемен.
Я вставил в машинку последний лист.
- Этот новый тоже некогда сделался согласным. О чем бы он не писал, всегда старался меня уколоть. Так что пусть попробует, как это оно, когда можешь Написать все и вся, с одним только маленьким исключением.
И я засмеялся про себя.
- Да, это так. Себя не исправить. По крайней мере, в этой работе.
Марки Гласковер, новичок из 107 номера.
- Гляди, - сказал Кейси. - Вот уже и третий броненосец.
Моряки сбросили на берег толстенные канаты, несколько человек спускалось по трапу.
На них я внимания не обращал - я глядел на высокого, хорошо сложенного мужчину, который спустился по трапу на берег и направился прямиком в нашу сторону. Я видел погасшую сигарету, свисающую с выгнутых книзу губ, и девушку, держащуюся за его руку.
- Ну что, Вит, понял теперь, почему ты не мог найти Флоренс? - сказал кто-то за моей спиной.
- Теперь, наверное, я уже никогда ее не найду.
Мы все ждали, когда они доберутся до нашей "Подворотни". Выглядело это страшновато - синее море, три корабля, погруженные в воду, бегающие по палубам моряки и эта парочка, спокойно идущая прямо.
Когда дверь открылась, в баре повисла тишина. Первым вошел мужчина, а за ним скользнула Фло, потом влетел ветер и стал играться занавесками.
- А хорошо. Есть у вас какая-нибудь комната?
Подошел Тед и попытался взять из его рук чемоданчик.
- Браток, это всего лишь пишущая машинка. Я и сам справлюсь.
Он остановил свои зеленые глаза на мне.
- Комнату и виски. Причем, комната может быть и не самой лучшей.
- Имеется, - хрипло сказал я. - Номер 107. Вот ключи.
Он взял их и выплюнул окурок.
- Меня зовут Гласковер. А это Фло. Вы когда-нибудь видали такую ветрюгу? - вновь обратился он ко мне.
- Нет.
- Так выйдите на улицу. Неплохо, парни даже толком причалить не могут. Дует как тысяча чертей.
В баре снова заговорили, люди начали его о чем-то расспрашивать, кто-то подошел к окнам. Но ведь не это должны они делать, подумал я. Ведь окна, это еще не все.
- Ведь имеются двери.
И я вышел. Первый раз вышел из "Подворотни 403".
Здесь мне искать уже было нечего.
