Фредерик Пол - Остановка на планете Долгий Год
И самое главное в ней было то, что она была женой Бланди. Она сама показывала это каждым своим поступком. Мурра всегда поддерживала мужа во всяком его выборе и давала это понять любому. У нее был мягкий, отработанный и тщательно артикулированный голос. Сейчас, для своего мужа она выбрала свое самое лучшее воплощение, то самое, которое делало ее идеальной исполнительницей в его телесериалах.
Для Бланди она была идеалом во всем. Он давно уже сжился с этим фактом, хотя и не всегда это его радовало.
Завершив поцелуй, Мурра не отпустила мужа, а стала нашептывать ему на ухо самые свежие новости, чтобы сразу же ввести его в курс дела:
— Уже началась расконсервация шаттлов. Смертность среди десятимесячных детей слегка повысилась и составляет 11,3 % — но это пока еще в пределах нормы. Надеюсь, что новый дом тебе нравится; вещи я закончила перевозить только на прошлой неделе. И еще, Фецгут-Мокоррис натворил дел, он нашел себе какую-то двухлетнюю, а Мива ничего не смогла сделать.
В ее голосе была слышна гордость. Бланди быстро вычислил это, поскольку знал, что послужило ее источником. Киловар Мива Фецгут и Мурра были среди тех немногих, кто могли бы назвать себя успешными зимними женами — редкий вид женщин, кому посчастливилось сберечь свои семьи в течение долгих, стесненных месяцев, когда все сидят друг у друга на головах в малюсеньких кельях, куда загнала их безжалостная зима. Только гордость Мурры была гордостью вдвойне, поскольку из этих двух женщин лишь она осталась еще и весенней женой.
— Мне было за нее так стыдно, — добавила Мурра, как бы оправдывая себя, — ведь говорят, что если сумеешь продержаться в качестве зимней жены, то сможешь стать женой на все годы; только я догадываюсь, что это относится не к каждому, а только к таким счастливчикам как мы, — закончила она, опять-таки с гордостью.
— Так, — сказал Бланди, наконец-то отстранившись от жены.
Она с нежностью поглядела на мужа.
— Ну, тебе нравится то, что я сделала с твоим новым домиком?
— Да, конечно. И что, они все в рабочем состоянии? — спросил Бланди, а Мурра удивленно поглядела на него, пока не поняла, что он спрашивает про шаттлы.
— Думаю, что да. Их держали в закрытой сверху долине с тех пор, когда прилетал последний корабль. Конечно же, каждый год их покрывал лед, но корпуса выдержали. — Мурра усмехнулась с деланым восторгом. — Не беспокойся, когда прилетит корабль, они будут в полном порядке. К тому же, будет теплая весна, самая лучшая пора для их прибытия, ты не считаешь? Ты ничего не собираешься написать про это?
Бланди уже привык к сверхъестественной способности своей жены читать в его мыслях — ведь он и словом не обмолвился о своих планах — поэтому и сейчас не подал виду.
— Да, я думал об этом.
— Мне кажется, ты сможешь. Конечно же, тебе лучше знать, дорогой, но не будет ли это чем-то неприятным?
— Трагическим, — поправил он. — В этом есть истинная драма, и я пытался описать ее по возможности легко, чтобы не очень беспокоить людей в течение зимы.
— Понимаю. Так значит, ты сразу же хочешь лететь на корабль, не так ли? Не надо отрицать, милый, ведь кто знает тебя лучше, чем я? И, конечно же, ты можешь лететь.
Бланди и не собирался отрицать. Он уже решил подать соответствующее заявление и, зная свое положение в общине, прекрасно понимал, что представитель губернатора его подпишет. Он только не собирался говорить Мурре, кого собирался взять с собой в первый же визит на звездолет, и был безмерно удивлен, когда жена, без всякого перехода, продолжила:
— А как там Петойн?
Бланди поначалу даже не понял ее.
— С ней все в порядке. Все обошлось.
— Естественно, что с ней все обошлось, — сладко пропела Мурра; ее даже не заинтересовал тот факт, что Петойн еще раз удалось уйти живой из экзекуторской, — или ты хотел добавить что-то еще? Только я не это имела в виду. Мне хотелось бы знать, как она в постели?
Бланди недоуменно уставился на жену.
— Господи, Мурра, ведь ей еще и года не исполнилось!
— Знаю, — согласилась она. В ее голосе слышались нотки легкого веселья, но и некоторого интереса. — Разве не смешно, что мужчинам всегда нравятся молоденькие девчонки! Это, наверное, потому, что они такие тощие да неопытные. И, Бланди, не надо так смущаться. Ведь мы же всегда делимся друг с другом подобными вещами. — Она снова улыбнулась. — В постели, добавила она. — Ой, ты даже не посмотрел еще свой новый дом! Не поглядел на постель, которую я приготовила!
И он уже знал, что теперь делать; его удивило другое: когда же все это превратилось для него в досадную рутину?
Было такое время, когда тело Бланди заставляло его голову позабыть о том, что его Мурра настоящая стерва. В те времена он вообще, с полнейшим удовольствием, забывал думать о чем-либо, потому что Мурра в постели была совсем не той женщиной, которой привыкла себя показывать, когда просто сидела, душилась, раздевалась и складывала одежду в их маленькой квартирке. В постели она вела себя совершенной дикаркой. Она кричала и кусалась, извивалась и царапалась; в искусстве любви она была именно такой, о какой может мечтать мужчина. Только все это делалось по тщательно выверенному расчету. Для Бланди это открытие стало самым большим разочарованием, когда он понемногу узнал ту женщину, на которой женился. Все ее штучки были великолепно отрепетированы. Мурре нравилось заниматься любовью по учебнику, но навыки ее росли быстро и становились основательными. «Леди в гостиной и шлюха в постели», так она говорила про себя во время их постельных бесед, которые значили для нее так много; и она считала себя абсолютно правой.
Уже после того, когда они достаточно измучили друг друга в постели в этот день их встречи после долгой разлуки, Мурре вдруг захотелось все испортить своими разговорами.
— Я написала для тебя поэму, любовь моя, — безмятежно, с обычной сладостью в голосе сказала она. — Не хочешь послушать?
— Конечно, хочу, — вынужден был ответить он, но почти не слушал, после того, как она достала блокнот из ночного столика, совершенно голая уселась в ногах кровати по-турецки и начала читать. Поэма, по обыкновению, была длинной. Там были древние пастухи и их любимые девушки, которых надолго оставляли; в стихах было множество изящных оборотов и необъяснимых рифм, но Бланди их не слушал. Он изучал свою жену, глядя на нее так, словно видел ее впервые с ее широкоскулым лицом, сужающимся к подбородку, с большими водянисто-голубыми глазами и коротко подстриженными волосами, которые мы так часто видим на портретах средневековых сквайров. По ходу чтения она часто улыбалась — таинственной и легкой усмешкой. Бланди показалось, что ее улыбки вовсе не связаны с тем, что она сама считала веселым, но были проявлением внутренней веры в то, что все, что случится позже, будет для нее приятным.
