Олег Азарьев - В толще льда
Залы и коридоры Хранилища – пустые и тихие – озаряются электрическим светом.
Осветился и зал с широким, но не очень глубоким бассейном, выложенным кафелем. В бассейне стоит льдина – громадная, грязная, вся в потеках. Вокруг нее уже расползлась по кафелю мутная лужа. Свет люминесцентных ламп отражается в глыбе и в луже. Кусочки льда отваливаются от глыбы и с шорохом и плеском падают на дно бассейна; звонко стучит капель по луже и по кафелю, – брызги разлетаются во все стороны.
18
Наташа дома со скукой смотрит телевизор – домашний кинотеатр. В квартире тихо и сумрачно, – только торшер освещает мягкий диван, где, подобрав ноги, сидит в халате Наташа. На диване около нее – мобильный телефон. Наташа кладет руку с длинными крашеными ногтями на аппарат и гладит его, будто ласкает.
На экране телевизора в это время идет любовная сцена: обнаженные парень и девушка целуют друг друга – утонченная и холодная продукция "Плейбоя".
Наташа медленно поднимает трубку и, одним глазом поглядывая на экран телевизора, нажимает кнопки, набирая номер.
Дима развалился в вахтерской на старом пыльном диване и читает книжку. Неразборчиво бормочет репродуктор на стене. Под стеной лежит пес и дремлет. На столе начинает звонить телефон – допотопный, захватанный, дисковый аппарат. Дима подскакивает с дивана и хватает трубку.
– Хранилище!
– При-и-иве-ет,- нежно тянет Наташин голос.
– Здравствуй, Наташка. – Дима обрадован. – Как дела?
– Как всегда.
Дима усаживается на скрипучий шаткий стул возле стола.
– Откуда звонишь?
– Из дома.
– Понятно. Одна, значит.
Несколько секунд они молчат.
Дима устраивается поудобней, вытягивает ноги.
– Чем занимаешься? – спрашивает он.
Наташа дистанционкой выключает звук телевизора. На экране продолжается сцена любви. Наташа смотрит ее и отвечает Диме:
– Чем занимаюсь? Ничем, как всегда. И жутко скучаю. По тебе.
– Ясно, – с некоторым унынием тянет Дима.
– А ты?
– Тоже, – обреченно вздыхает он.
– Не хочешь увидеться со мной?
Дима с сомнением двигает губами.
– Вообще-то, нам следовало бы встретиться и поговорить.
– Поговорить? – Наташа с недоумением поднимает красивые брови. – Твой диван в вахтерской помнит кое-что совсем другое. А также крыша твоего Хранилища и озеро…
Дима смущенно трет лоб.
– Да, конечно. Но поговорить – необходимо.
Тут Наташа встрепенулась и радостно выпалила:
– Значит, ты меня приглашаешь!
– Куда?
– К себе!
– К себе? Домой, что ли?
– А я что, домой тебе звоню?
– Так, значит… Сюда хочешь?
– Да!
– По местам боевой славы? – ухмыляется Дима.
– Какой славы?
– Очень тайной.
– Что за околесицу ты несешь?
– Помаленьку крыша едет… от наших отношений.
– Ты что там, обалдел от радости?
– От радости? Хм… Да. Обалдеешь тут.
– Ты чем-то недоволен? – наконец капризно вопрошает Наташа.
– С чего ты взяла?
– Да так, показалось…
– Надолго зарулишь?
– До рассвета.
– Погоди, а муж?
– Его не будет до завтра. Я еду! Жди!
Дима встревоженно привстает со стула.
– Наташа!..
Короткие гудки. Он торопливо набирает номер.
В квартире Наташи настойчиво звонит стационарный телефон, однако Наташа не обращает на него внимания. Она поспешно собирается в спальне. Сбрасывает халат. Обнаженная, открывает зеркальные дверцы шкафа, швыряет на кровать черное кружевное белье, черное платье, темно-синий женский костюм с брюками, джинсы, тенниски. Надевает тонкие кружевные трусики и в раздумье застывает перед кроватью, заваленной одеждой.
Дима в отчаянии швыряет трубку на телефон, подходит и плюхается на диван. Пес встает, потягивается и подходит к Диме, тыкается носом ему в ладони, сложенные между колен. Дима гладит пса и приговаривает:
– Ну, вот и вляпались мы с тобой опять. А Игорь предупреждал. И каждая такая встреча – это всевозможные будущие неприятности. Мягко говоря.
А ледяная глыба в бассейне уже изменила очертания и уменьшилась в объеме. По ней текут ручейки талой воды. Дно бассейна покрыто водой. От глыбы отваливаются крупные куски льда и с шумом и плеском обрушиваются в воду.
19
Свешников открывает дверь и входит в свою квартиру.
Жена в гостиной смотрит телевизор. Свешников бросает: "Привет!" – и проходит в кабинет-спальню, включает настольную лампу и снимает пиджак. В дверях появляется его жена, красивая нестарая женщина в спортивном костюме с намечающимся возрастным животиком.
– Ужинать будешь? – спрашивает она.
– Да, – отвечает Свешников, снимая рубашку. – Мне кто-нибудь звонил?
– Нет.
– Я сегодня буду работать всю ночь. Может быть, под утро придется уехать.
– Далеко?
– В Хранилище. Существо… Помнишь, я рассказывал?
Жена сочувственно кивает.
20
Еременко стоит на пустынном перекрестке. Он нахохлился, поднял плечи и сунул руки в карманы черной куртки, – не проректор, а типичный урка из старого фильма. Он нервно постукивает подошвой по тротуару и постоянно озирается.
Из-за угла выплывает синий "Мерседес", останавливается. Открывается передняя дверь со стороны пассажира. Выглядывает Владимир. Он в пиджаке и при галстуке.
– Виктор Иванович! – любезно тоном окликает он.
Еременко трусливо оглядывается.
– Поехали! – говорит Владимир. – Нас ждут.
Открывается задняя дверь машины.
Еременко понуро подходит к "Мерседесу" и втискивается на заднее сиденье, где уже сидят двое. Один из них – Коля, муж Наташи.
21
Колесов, заметно "нагрузившись", сидит возле не менее хлебнувшего мистера Морелла. Он панибратски обнимает американца за плечи и бормочет, заглушаемый музыкой:
– Дорогуша, шанс есть шанс, нельзя его упустить. Если судьба дает шанс вырваться из всего этого дерьма, в котором мы бултыхаемся с девяносто первого года, надо драпать. И думать нечего. Все равно в этом поганом болоте до самой нашей смерти лучше уже не будет.
Пьяный переводчик с осовелыми глазами и с галстуком на боку, соскальзывая локтем с края стола и с трудом ворочая языком, пытается переводить.
– Не переводи! – велит Колесов. – Это ему не обязательно понимать. Да и не поймет он правильно. Чтобы нас понять, надо самому в этом говнище поплюхаться. – И – Мореллу: – Йес, сэр?
Морелл пьяно кивает и улыбается.
