Геннадий Игнатченко - Продавец чувств (фрагмент)
Чудовище никогда не разговаривало ни с кем дважды. Не угадав имени, оно отвергало выбранного им человека навсегда. Поэтому круг людей непричастных, нетронутых, сужался с каждым днём. Бармо и Каминц не раз звали меня пойти с ними в цирк, обещая такие впечатления, ТАКИЕ! Конечно, мне и без них не терпелось, но я стеснялся просить денег у матери, так как знал, что их у неё почти нет, и что она относится к развлечениям резко отрицательно. Поэтому я решил подбить Кладомира сводить меня туда. Неделю назад он, согласно установленному порядку, вместе с несколькими молодыми людьми из других семей, стал бойцом Гарнизона, и пользовался всвязи с этим правом посещать любые зрелища бесплатно. Вскоре, по прибытии командира, он должен был отправиться на одну из застав, но пока я мог видеться с ним ежедневно. Я сказал ему, что без него туда не пойду, и что он будет виноват, если лишит меня такого редкого зрелища. Я терзал его несколько дней, умоляя внять моей просьбе и всего разок сводить меня в цирк. Я укорял его в том, что ни разу в жизни он мне не помог, как старший брат, в моих проблемах, отделываясь лишь советами, как нужно себя вести. Я вешался ему на шею и канючил:
-Ну, пойдём! Ну, пойдём! Ну, пойдём! Ну, пойдём!..
Его товарищи посмеивались над этим. Сами то они уже там все побывали. Но Кладомир ссылался на нехватку времени, на то, что подобные вещи его не интересуют, что мне следует больше внимания уделять хозяйству, помогать матери, готовить себя к службе в Гарнизоне. Бармо с Каминцем меж тем подливали масло в огонь, рисуя перед моим воображением картины, от которых кровь стыла в жилах. Они рассказывали, как на днях демон чуть было не отгадал, как зовут сестру приятеля Каминца, что ошибся при этом всего лишь на одну букву. Все присутствовавшие при этом разом охнули. А бедняжка даже лишилась чувств. Её пришлось выносить на свежий воздух, белую, как мел, и первыми её словами после прихода в себя были:
-Как, я всё ещё жива?
Это происшествие вызвало волну слухов, и в цирк с удвоенной силой повалили любители острых ощущений.
-Да разве ты трус? - кричали мне они, издеваясь, - ты ведь мужчина, будущий Защитник, давай, покажи нам свою смелость! А говорил, ходил в Каменный лес! Мы было уж поверили... Можешь даже надеть свой знаменитый дедовский плащ!
Всё это было слишком обидно. Разозлённый и отчаявшийся, я пошёл в казармы и, вызвав Кладомира, выставил ему ультиматум, что если он не согласится удовлетворить мою просьбу, то мы с ним поссоримся на всю жизнь. Это было очень глупо с моей стороны, но он почему-то сразу же сдался.
-Ты, вижу, не успокоишься. Ладно, подходи вечерком. Только к началу представления мы не успеем. Но самое интересное захватим. Идёт?
Я не смел поверить в такое счастье...
Задержаться пришлось дольше, чем мы предполагали. Днём гонец доставил приказ коменданту запретить до прибытия командира все увольнения. Кувшин пива помог решить вопрос со старшиной сотни Кладомира, но вот часовые на воротах не хотели рисковать ни при каких условиях. Все лазейки в ограде, согласно того же приказа, днём были ликвидированы. Оставалось только перебираться через стену. Пока я бегал домой за верёвкой, прошло ещё полчаса. Я жутко боялся, что мы опоздаем, однако, как позже стало ясно, к несчастью, пришли мы как раз "вовремя"...
В цирке было тихо и темно, горели лишь несколько факелов под куполом. Пахло свежими опилками, навозом, потом, перегаром и ещё чем-то неуловимо острым. Чтобы не привлекать к себе внимание, мы сели прямо возле входа на первую свободную лавку. Народу было не то, чтобы очень уж много, но человек сто точно: все лучшие места были заняты. В центре арены стоял большой ящик, накрытый пёстрой тканью, сквозь которую пробивался красноватый свет. Мне казалось что там, внутри, была спрятана куча тлеющих углей. Два моих приятеля, которые, по их словам, собирались лицезреть всё в двадцатый раз, расположились в верхних рядах возле одного из больших факелов. Бармо, по своему обыкновению, что-то жевал, а Каминц сидел прямо, будто замороженный. Нас видеть они не могли, и это меня немножко забавляло.
-Дззаг! - ударили тарелки, и рядом с ящиком, словно из воздуха, возникла высокая фигура Графа в чёрном костюме с красной накидкой на плечах.
-А вот и то, что все мы долго ждали! - нараспев объявил толстенький ведущий с круглым, словно полная луна, лицом, - неподражаемый и непостижимый Граф Рок спешит показать вам свой лучший аттракцион! Кто не в ладах с нервами, может покинуть зал, ибо то, что вы увидите и услышите, способно поразить ваше воображение! Но не пугайтесь. Будьте готовы ко всему, и даже к тому, что сегодня будет угадано именно ваше имя!
-Да пошёл ты! - крикнул кто-то сверху.
Раздался смех, но он был скорее натянутым, чем весёлым. На шутника зашипели со всех сторон, и я снова ощутил тот непонятный резкий запах. Что он означал - интерес? Страх?
Ведущий удалился. Тарелки звякнули, Граф изящным движением сорвал покрывало с ящика, произвёл несколько пассов и быстро отошёл к краю арены. Напряжение в зале достигло своего апогея. Стало так тихо, что только треск горящей смолы факелов и гудение их пламени позволяли мне понять, что я не оглох. Красное свечение внутри ящика усилилось, его стенки из матовых сделались прозрачными, жидкий огонь внутри начал вращаться, приобретая оранжево-жёлтые, местами бордовые оттенки. Крышка медленно отодвинулась. Соприкоснувшись с воздухом, пламя на мгновение угасло, как бы остыв, но потом неожиданно вспыхнуло, с жутким рёвом вырвалось наружу, его языки поднялись едва ли не на пять метров вверх. Волна жара, исходящая от него, была совершенно настоящая, и сидящие на первых рядах невольно отшатнулись. Гул и вращение усилились, стекло ящика заблестело, словно вот-вот расплавится, там появилось что-то зелёное, голубое, пурпурное и чёрное, образовало несколько тонких струй, которые, поднимаясь, начали вплетаться в красно-жёлтую массу, заставляя её приобретать форму огромной уродливой головы, покрытой чешуёй и шерстью одновременно. Три мощных рога, два уха, пасть, утыканная страшными клыками, рыло, борода, какая-то птичья лапа с когтями... Хотя мне обо всём этом рассказывали, я, всё ж таки не в силах бороться с охватившим меня оцепенением, первый раз в жизни почувствовал, как кожа на голове стягивается, и волосы от этого, приподнимаясь, "встают дыбом". Одновременно внизу живота возник предательский холодок, рискующий перерасти в нечто весьма и весьма для меня позорное.
Но вот чудовище окончательно оформилось. Открылись два светящихся красных глаза. Пуская дым из ноздрей, оно принялось поворачивать голову на толстой шее, растущей прямо из ящика, обводя своим взором всех присутствующих. Так оно сделало трижды. Женщина, сидевшая в пятом ряду напротив нас, вскрикнув, упала в обморок. Её схватили и быстро вынесли из зала. Ничто другое не нарушало напряжённого, как тетива натянутого лука, молчания.
