Сергей Гатаулин - Вирусапиенс
Бейрут скривился при упоминании Вирусапиенса.
— Получается, что лучше в проводах да с ведром на голове, чем с вирусом в заднице, — закончил он.
— Ты хотел сказать — в сети? — поправил Юрий.
— Я сказал то, что хотел сказать. Какая это, к черту, сеть? Куда ни глянь — кругом дерьмо! Ходишь, как по двору весной — не захочешь, а в дерьмо вступишь. Вам привет от соседской собачки.
Бейрут, брезгливо встряхивая руками, посмотрел вниз, словно действительно вступил в очередную «неприятность».
— А если из побочного продукта сделать полезный! — воскликнул он, оживляясь. — Приручить!
— Представь себя в клетке с диким тигром, — раздался голос Тромба. — Кто кого приручать будет?
— А ты в порядке — с юмором, — улыбнулся Бейрут и уже серьезно закончил: — Страшно конечно, но что делать? Сеть теряем — это факт, вот только ему и этого мало — он в мир рвется, к человеку. И судя по последним событиям, у него это начинает получаться.
Изображение Бейрута исказилось.
— Похоже, он меня нашел! — прокаркали динамики сквозь скрип помех.
— Вы где? — быстро выкрикнул Горев.
Сквозь какофонию звуков донеслись едва различимые слова:
— В храме!
— Давайте к нам, — прокричал Юрий.
Связь оборвалась и наступила тишина.
— Гейм овэр, — прошептал Горев и резко хлопнул ладонью по столу.
— А как ты собираешься хакеров на станцию протащить? — поинтересовался Тромб.
— В любом заборе найдутся дырки! — оглядываясь на дверь, прошептал Горев.
— Не думаю, что твое начальство обрадуется, увидев посторонних…
* * *— Вас здесь быть не должно! — вновь взорвалось в голове, но в этот раз Дмитрий был готов к ментальному удару и потому даже не пошевелился.
— Ну что, братишка, будем договариваться! — воскликнул Пугачёв, продолжая мысленный пинг-понг.
Активность горящих шаров понизилась, и давление на головы землян ослабло. Казалось, что гуорки, отгородив свою реликвию — эллипсоидный компьютер, успокоились.
Вячеслав неожиданно вспыхнул, загорелся маленьким солнцем, прячась от внешнего мира за сферической защитной оболочкой.
Нестерпимый блеск затмил сияние ближайших плазмоидов.
— Мы пришли с миром, — вспыхнула раскаленная сфера, окружающая Пугачёва, имитируя одного из гуорков.
— Вас здесь быть не дол…
— Где мы, чёрт возьми, должны быть, по-вашему? — выкрикнул Вячеслав, выстреливая короткой молнией в сторону гигантского эллипсоида.
Ответная вспышка возмущенных гуорков накрыла энергетический щит Пугачёва, лизнула огненными языками Димкиного защитника.
Невообразимая сила смяла двух крохотных существ, сжимая окружающее пространство в сияющий кокон, швырнула его на тысячи, миллионы километров вдаль. Туда, где не было ни гуорков, ни их бесценного артефакта.
Дезориентированный Потёмкин, окруженный со всех сторон непроницаемой защитой, с трудом пришёл в себя.
— Броненосец, у меня глюки? — услышал Дмитрий голос друга в голове.
Пугачев в очередной раз прошел защитный экран, толкнул в спину.
— Выбирайся наружу.
Силовой кокон дрогнул, поплыл свечой, становясь тоньше и прозрачнее, раздался хлопок, и незамутненная сфера исчезла. Металлический обруч, охватывающий голову, замолчал.
— Русса! — воскликнул Дмитрий, замечая гуорка.
Глаза смотрели на паривший в воздухе светящийся плазмоид, а в голове улыбался гигантский слоноподобный зверь.
Махнув рукой гуорку, Дмитрий повернулся к товарищу.
— Знаком слонопотам? — удивился взъерошенный Пугачёв.
Тело Славки ещё дымилось и вздрагивало, сбрасывая в пространство накопившуюся энергию.
— Вас там быть не…, - начал было Русса, на мгновение превращаясь в пылающий жаром плазмоид.
— Не должно! — засмеялся Вячеслав.
— А здесь нас быть должно? — подмигнул он гуорку.
— Маловат словарный запас, яйцеобразный.
Дмитрий хотел остановить приятеля, но в этот момент гуорк, в очередной раз обернувшись розовым слоном, на чистом русском языке, без запинок и чужеродного акцента, произнёс:
— Смеётся тот, кто в конце концов остается в живых!
В воздухе повисла тишина.
Русса наслаждался видом провала, образовавшегося на месте рта собеседника.
— Русско-гуоркская поговорка, — странно булькая, досказал он.
Вячеслав, захлопнув рот, потешно сглотнул и довольно заухал:
— Хммм-у-у-у-ху-ху-ху!
— Здесь русский дух, здесь Русью пахнет! — вспомнил он слова великого поэта.
Глядя на смеющуюся парочку разумных, но совершенно разных существ, Дмитрий впервые с момента, как попал в этот перегретый мир, спокойно вздохнул:
«Жизнь продолжается. Договоримся».
* * *«А может, закончилась она… прошла? Пора платить за все: и за первую, лихую её часть, и за вторую — не менее разудалую», — подумал Емельян, осторожно переворачиваясь на бок.
Однако боли избежать не удалось: тело после работы мастеров пытошных дел превратилось в одну большую кровоточащую рану.
«И все же, как ни крути, видимо, судьба мне быть лихим человеком. Был вором в первой жизни — в далеком будущем. Стал разбойником — или предводителем разбойников — во второй», — продолжал он размышления.
В последние дни, в ожидании казни, его держали в клетке, расположенной внутри тюрьмы.
Другие обитатели застенков, с тоской взирая на одинокого закованного в кандалы пленника, протяжно и громко вздыхали, прощаясь с несбывшейся мечтой о справедливом крестьянском царе.
— Эк они тя подправили — живого места нет, — пробурчал грязный, согнувшийся старик, протискивая мутный глаз в щель ржавой решетки.
— Однак, боятся. Где это видано, чтоб битого всмятку в кандалы, да ещё в клетку с пудовым замком, — забубнил сипящий голос и тут же ему вторил другой.
— Боятся, сукины дети!
Тяжелая металлическая клеть, выпячивая крепкие скобы с тяжелым амбарным замком, бросала вызов мающемуся духу, загнанному в полумёртвое переломанное тело.
«Сейчас бы пусть самый простой инструмент, я бы вам показал замок», — подумал Емельян теряя сознание.
— Царём, однако, я побывал, — успели прошептать разбитые губы.
— Царя казните! Петра Третьего! — эхом донеслось из сгущавшейся в углу темноты.
Крикливый обитатель сумрачной камеры громко хрипел, пытаясь просунуть окровавленную голову сквозь прутья решетки.
Распухшее лицо вдруг озарила страшная улыбка.
— Ироды!
Каждое движение узника, взламывая засохшую грязную корку, покрывающую лицо, вызывало обильное кровотечение.
Разрушительная работа тружеников садистического цеха похоже затронула не только тело узника: она уничтожила его разум.
