Роберт Силверберг - Стеклянная башня
Жестоко разочаровывать ее, но что поделаешь.
– Позже, – говорит он. Две жуткие ноты, перекрывая друг друга, продолжают звучать у него в мозгу. – Сейчас пора вставать. Патриарх ждет нас. Сегодня мы отправляемся на башню.
Клисса надувает губки. Мануэль спрыгивает с кровати, и мерзкий звук тут же прекращается. Они принимают душ, завтракают, одеваются.
– Ты точно хочешь, чтобы я поехала? – спрашивает она.
– Отец специально упомянул тебя в приглашении, – отвечает Мануэль. – Он считает, что тебе пора увидеть башню. А разве тебе самой не хочется?
– Я боюсь, что сделаю какую-нибудь глупость, ляпну что-нибудь наивное.
Рядом с твоим отцом я чувствую себя просто маленькой девочкой.
– Ты и есть еще маленькая девочка. Как бы то ни было, ты ему нравишься. Притворись, что ты очень-очень восхищена его башней, и он простит тебе любую глупость.
– А остальные… сенатор Фиэрон, астроном, кто-то еще… Мануэль, я стесняюсь.
– Клисса…
– Хорошо, хорошо.
– И запомни: башня должна поразить тебя, как самое замечательное свершение человечества со времен Тадж-Махала. Так и скажешь отцу после экскурсии. Не обязательно дословно, но что-нибудь в этом роде.
– Значит, башня – это так серьезно для него? – спрашивает она. – Он действительно хочет говорить с… инопланетянами?
– Да.
– И сколько стоит вся эта затея?
– Миллиарды, – отвечает Мануэль.
– Но он же истратит все свое состояние! Нам ничего не останется!
– Не бойся, что-нибудь останется. В конце концов, он заработал эти деньги. Пусть как хочет, так и тратит.
– Но выбрасывать столько денег из-за какого-то каприза… навязчивой идеи…
– Клисса, прекрати. Это не наше дело.
– Скажи мне только одну вещь. Допустим, вдруг твой отец завтра умрет и все его дело перейдет к тебе. Что будет с башней?
– Я остановлю строительство послезавтра же, – отвечает Мануэль, устанавливая в трансмат-кабине координаты Нью-Йорка. – Но если ты ему об этом хотя бы только намекнешь… Забирайся. Нам пора.
11:40, Нью-Йорк. Скоро полдень, а он встал всего сорок минут назад, в восемь утра. Одна из маленьких неприятностей трансмат-общества: при путешествии с запада на восток время сжимается, дробится и целыми кусками теряется где-то за подкладкой потайных карманов.
Разумеется, в путешествии с востока на запад были некоторые утешительные моменты. Как-то раз летом шестнадцатого года, накануне своей свадьбы, Мануэль с друзьями из Спектральной Группы преследовал по всему миру рассвет. Они начали погоню в 06:00 в заповеднике Амбосели, когда солнце всходило над Килиманджаро. Путь их лежал через Киншасу, Аккру, Рио, Каракас, Велакрус, Альбукерке, Лос-Анджелес, Гонолулу, Фолкленд, Брисбен, Сингапур, Пномпень, Калькутту, Мекку. Трансмат-мир обходился без виз и паспортов. Когда мгновенное перемещение стало общедоступным, подобные вещи отмерли сами за очевидной бессмысленностью. Солнце плелось над земным шаром со своей обычной скоростью – какая-то жалкая тысяча миль в час.
Перед трансмат-путешественниками подобных ограничений не было. Мануэль с друзьями задерживались на пятнадцать минут тут, на двадцать минут там пригубить коктейль, тяпнуть по таблетке-флоутеру, купить сувениров, бросить взгляд на местные достопримечательности… но с каждым прыжком они больше и больше обгоняли рассвет, ввинчиваясь в предыдущую ночь, оставляя позади ковыляющее, как инвалид, солнце и снова оказывались в пятнице.
Разумеется, весь выигрыш во времени был тут же потерян, когда они пересекли линию смены дат и обнаружили, что снова настало субботнее утро.
Но они компенсировали потерю, отправившись дальше на запад, и когда они вернулись к подножию Килиманджаро, только-только пробило одиннадцать часов того же самого утра, но они обогнули весь земной шар и прожили полторы пятницы.
Трансмат предоставлял массу возможностей!. Можно было, тщательно рассчитывая каждый прыжок, увидеть в один день двадцать четыре восхода или провести всю жизнь под знойным полуденным солнцем… Несмотря на все эти утешительные соображения, Мануэль, оказавшись в Нью-Йорке в 11:40, все равно был недоволен потерей трех часов.
Отец, ждавший их в кабинете, приветствовал его достаточно формальным рукопожатием, а Клиссу крепко обнял. Чуть в отдалении маячил Леон Сполдинг. Ему было явно не по себе. Квенелла застыла у окна, спиной ко всем, и изучала панораму города. Мануэль не очень хорошо ладил с ней, как и со всеми предыдущими приятельницами отца. Крагу-старшему всегда нравились женщины с полными губами, большой грудью, тяжелыми бедрами…
Крестьянский тип.
– Мы ждем сенатора Фиэрона, Тома Баклмана и доктора Варгаса, – произнес Краг. – Тор покажет нам башню. Мануэль, что ты собирался делать потом?
– Я еще не думал…
– Отправляйся в Дулут. Я хочу, чтобы ты начал входить в курс дел на нашем семейном предприятии. Леон, сообщи в Дулут: мой сын рано утром прибудет к ним с инспекционной проверкой.
Сполдинг вышел.
– Как хочешь, папа, – пожал плечами Мануэль.
– Мальчик мой, тебе давно пора взвалить на себя часть моих обязанностей. Когда-нибудь все мое дело перейдет к тебе. Не так ли?
Когда-нибудь, говоря «Краг», будут иметь в виду тебя.
– Я постараюсь оправдать оказанное мне доверие, – изрек Мануэль.
Он понимал, что своим красноречием ничуть не обманывает Крага-старшего.
Да и его самого ничуть не обманывала показная демонстрация отцовской гордости. Мануэль всегда чувствовал, насколько отец презирает его. Ему не составляло большого труда увидеть себя глазами отца: никчемный повеса, вечный искатель развлечений. Сам о себе он думал совершенно иначе – как о тонком человеке, которому не к лицу такое грубое занятие, как коммерция.
Потом ему представился другой Мануэль Краг – глазами стороннего наблюдателя: пустой, но искренний, идеалист, слабый, ни в чем достаточно глубоко не разбирающийся тип. Кто из этих троих настоящий Мануэль? Может, сторонний наблюдатель ближе всех к истине? Трудно сказать. По мере того как он становится старше, он понимал самого себя все меньше и меньше.
Из трансмат-кабины появился сенатор Генри Фиэрон.
– Генри, – произнес Краг, – с моим сыном Мануэлем ты уже знаком – Краг, сын Крага, будущий наследник…
– Здравствуй, Мануэль! – воскликнул Фиэрон. – Сколько лет, сколько зим!
При рукопожатии ладонь сенатора оказалась прохладной. Мануэль выдавил из себя любезную улыбку.
– Мы встречались пять лет назад в Макао, – произнес он. – Вы там были проездом по пути в Улан-Батор.
– Конечно, конечно. Какая потрясающий память! Краг, у тебя замечательный сын! – вскричал Фиэрон.
