Дэниел Галуи - Слепой мир. Сборник
Я пялился на пустой экран не меньше пяти минут!
Потом я быстро открыл ящик своего стола. Экземпляр «Ивнинг пресс» все еще лежал там. Я лихорадочно перелистал газету, нашел статью Стена Уолтерса и перечитал последние абзацы.
Там был критический отзыв на последнюю постановку Коммунального театра.
И пи единого словечка о приеме у Сичкина и о Мортоне Линче.
* * *Интеркому пришлось звонить бесконечно долго, прежде чем я нажал на клавишу связи, даже не взглянув на экран.
— Да, мисс Форд?
— Вас хочет видеть мистер Сичкин.
Он опять был не один. На этот раз его сопровождал мужчина таких габаритов, что Сичкин казался еще меньше, чем обычно.
— Дуг, — сказал Сичкин, — я хочу представить вам человека, которого здесь нет… вы понимаете меня? Он никогда не приходил сюда. После нашего ухода он перестанет для вас существовать!
Я резко поднялся, ошеломленный совпадением его слов с судьбой Мортона Линча.
— Дуглас Хол, Вейн Хартсон, — произнес Сичкин, явно рассчитывая произвести эффект.
Мужчина крепко сжал мою вялую руку.
— Я буду работать с Холом? — спросил Хартсон.
— Если исчезнут все трудности и если Дуг поймет, что мы стараемся сделать все как лучше.
Хартсон скривился:
— Я думал, что вы уже все уладили.
— Все предусмотрено, — заверил его Сичкин.
Тут до меня наконец-то дошло: это же Вейн Хартсон, один из крупнейших политических деятелей страны!
— Без мистера Хартсона, — продолжал Сичкин, понижая голос, — вся работа фирмы была бы парализована. Конечно, мы стараемся не афишировать эту сторону нашей деятельности; его видимая роль ограничивается обеспечением связи между партией и правительством.
Раздался сигнал интеркома, и на экране возникло лицо Дороти:
— Социолог 3471-С к мистеру Холу.
Взбешенный Сичкин немедленно ринулся к экрану:
— Скажите…
Но вместо Дороти в видеофоне уже было лицо «ищейки».
— Я провожу анкетирование на тему новогодних подарков, которые предпочитают получать мужчины.
— Это не опрос первостепенной важности, — проворчал Сичкин.
— Нет, но…
— Мистер Хол отказывается отвечать. Мы заплатим штраф.
Агент довольно улыбнулся, и экран погас. Все социологи получали процент от суммы штрафов, которые им удавалось наложить.
— Как я уже говорил, — продолжил Сичкин, — без мистера Хартсона действия правления фирмы были бы парализованы.
— Я знаю, чем занимается мистер Хартсон, — произнес я, ожидая продолжения.
Хартсон взял стул, вытянул ноги и приготовился слушать с выражением бесконечного терпения на физиономии. Сичкин продолжал разглагольствовать, шагая по кабинету взад и вперед:
— Мы об этом часто беседовали, Дуг, и я уже знаю, что вы не разделяете мое мнение полностью. Но вы только представьте себе! «Реакшнз» будет играть главенствующую роль в переходный период!
Тут заговорил Хартсон:
— Мы придем к этому через два-три года, полностью подавив другую партию и приняв в свои ряды ее лучших представителей… у нас есть крупные козыри.
По крайней мере, он был вполне откровенен.
Сичкин наклонился ко мне.
— А вы знаете, кто им подскажет, как использовать свои козыри во время каждой предвыборной кампании и на самих выборах? Симулятор, который я построил для вас!
Мне даже стало как-то не по себе от такого наивного энтузиазма.
— А вам-то какая выгода от этого?
— Какая выгода? Сейчас я вам скажу, Дуг. Придет время, когда закон запретит то невыносимое посягательство на свободу человека, каким являются устные опросы общественного мнения.
Хартсон кашлянул и вставил:
— Тогда «Реакшнз» станет непобедима благодаря своим секретным методам. Анализы общественного мнения сделаются еще более необходимыми, чем всегда, но… — с притворной грустью он покачал головой, — чтобы удовлетворить это требование, мы будем вынуждены установить федеральные льготы для «Реако».
— Вы видите, Дуглас? Симуляторы Сичкина — Хола начнут функционировать в каждом городе, а их данные будут стекаться сюда и здесь сводиться воедино. Это будет абсолютно новый мир! И на следующем этапе, когда мы заложим эту базу, сеть симулэлектронных учреждений начнет изыскивать средства, как сделать этот мир более справедливым и человечным.
Конечно, я мог бы предложить ему поискать для всего этого другого симулэлектронщика, но что бы это дало? Если, как предполагал Фуллер, Сичкин и партия являлись организаторами крупного заговора, не лучше ли будет, если я останусь на стратегически важной позиции?
— Что я должен делать? — спросил я.
Сичкин улыбнулся:
— Продолжайте готовить симулятор, чтобы вести переговоры в коммерческой области. Это даст нам возможность оценить потенциал всей системы. И подумайте о том, как ее перепрограммировать в соответствии с политически ориентированным окружением.
Дороти опять прервала нас по интеркому:
— Мистер Хол? Мистер Уитни программирует новую серию единиц реакции. Он хотел бы вас видеть.
По пути в службу функциональной интеграции я в коридоре повстречал Эвери Коллинзворта.
— Я только что согласился подготовить Уитни психологические факторы для этих сорока семи новых единиц, — обратился он ко мне. — Вот резюме, если решите проверить.
— Это ни к чему. Я же всегда доверял вашему мнению.
— Я мог что-то не учесть, — сказал он, улыбаясь.
— Очень в этом сомневаюсь.
Я собрался идти дальше, прежде чем он заговорит о случае в курильне, но он сочувственно взял меня за руку:
— Сейчас вам получше?
— О да! — Я постарался рассмеяться. — Должно быть, я выпил лишнего, пока дожидался вас.
Успокоенный, он ушел. Немного не дойдя до владений Уитни, я был вынужден остановиться, держась за стену. Опять на меня накатило: глухой шум в ушах, ощущение резкого биения крови в висках. Изо всех сил я старался не терять сознания, и мир вокруг обрел наконец равновесие. Я едва держался на ногах. Коридор впереди и позади был пуст, и никто меня не засек в таком состоянии.
Чак Уитни был полон энтузиазма.
— Сорок семь новых единиц введены вполне успешно! — воскликнул он, увидев меня.
— Они сразу же вписались в систему?
— Ни одного случая отрицательной реакции. В данный момент население симулятора составляет девять тысяч сто тридцать шесть индивидуумов.
На лифте мы поднялись на второй этаж, чтобы посетить один из «кварталов». Я с волнением остановился перед рядом новых единиц. Тихое гудение вращающихся барабанов памяти, пощелкивание синаптических реле, четкий ритм сервомеханизмов — все это доказывало, что смоделированная внутри машины жизнь была упорядоченной и насыщенной, а воспринимающие цепи простимулированы должным образом.
