Филип Дик - Предпоследняя правда
— Послушайте, президент, — сказал Фландерс. — Я понимаю: вы думаете, что мы заставим вас ползти вверх по шахте, а наверху у выхода все время тусуются жестянки — ну, или почти все время, — чтобы спустить к нам очередного покореженного сотоварища… но послушайте…
— Новая шахта, — догадался Николас.
— Точно. Мы прокопали ее сегодня рано утром, как только заработал завод-автомат. Он так грохочет, что заглушил шум землечерпалки и всей прочей техники, которую пришлось использовать. Идет абсолютно вертикально. Просто шедевр.
— Он начинается от крыши помещения ВАА на первом этаже, — сказал Йоргенсон. — Это склад редукторов для «типа II». Внутри ствола тянется цепь, которая закреплена наверху — намертво, гарантирую, поклясться могу, — и ее не видно из-за…
— Врешь, — огрызнулся Николас.
Йоргенсон растерянно заморгал.
— Нет, честно…
— Да не могли вы за два часа пробурить вертикальный ствол до поверхности, — сказал Николас. — Давай колись.
После долгой, унылой паузы Фландерс промямлил:
— Мы начали ее бурить. Успели пройти почти сорок футов. Там осталась портативная землечерпалка. Мы решили, что запихаем вас в шахту с кислородным оборудованием, потом изолируем основание ствола, чтобы погасить вибрацию и шум.
— Понимаю, — сказал Николас. — Я заберусь в шахту и буду копать, пока не выберусь? И как по-вашему, сколько у меня на это уйдет? Учитывая, что я буду работать в одиночку, крошечной «землеройкой»?
После некоторого молчания кто-то из делегатов пробормотал:
— Два дня. Пищу и воду мы уже приготовили, а еще автономный космический скафандр — вроде тех, с которыми летали на Марс. Впитывает влагу, удаляет отходы организма — короче, делает все. Как ни говори, куда лучше, чем подниматься по основной шахте, где наверху разгуливают жестянки.
— Ага, — усмехнулся Николас, — а внизу — Нуньес.
— Нуньес в это время будет разнимать драку на двадцатом…
— Ладно, — вздохнул Николас. — Уговорили.
Делегаты, не веря собственным ушам, уставились на него.
Рита всхлипнула. Отчасти этот звук отчаяния был обращен к себе самой.
— Когда эта штука рванет, от нас ничего не останется, — проговорил Николас. — Вот что это значит, — он указал на коробочку в руке Йоргенсона. Ipse dixit[7], подумал он. А я еще помню кое-что из иностранных языков. Заявление, которое сделано, но ничем не подтверждено. И, с учетом ситуации, не хотел бы я увидеть, как его подтвердят. То, на что способна эта штука, приведет в ужас даже нашего пол-кома комиссара Нуньеса.
Он отправился в ванную, закрыл — и запер — за собой дверь. Ему просто необходимо было хоть ненадолго остаться в одиночестве, в тишине. Побыть просто живым существом, а не Сент-Джеймсом, президентом стерильного подземного убежища времен Третьей мировой войны под названием «Том Микс», сооруженного в 2010 году от Рождества Христова. Через много лет после Рождества Христова, подумал он, через чертовски много лет.
Пожалуй, решил он, стоит вернуться — не с артифоргом, а с пакетной чумкой. Для всех вас до последнего человека.
Эта мысль неприятно поразила его. Конечно, все это ерунда. На самом деле — он понял это, открывая горячую воду, чтобы побриться, — на самом деле я просто до смерти перепуган. Я не хочу целых сорок восемь часов торчать в вертикальной шахте. Я не хочу ждать, пока снизу ко мне ворвется Нуньес или отряд полицейских-жестянок Броуза засечет звук землечерпалки. А еще мне страшно не хочется выбираться наверх — туда, где радиация, развалины, война. И смертельные болезни, от которых мы спаслись бегством, спрятались здесь. Я не имею ни малейшего желания выбираться на поверхность, даже если на то есть самые веские причины.
Он презирал себя за это; даже намыливая щеки, он не мог смотреть на свое отражение в зеркале. Нет, это просто невозможно. Он распахнул дверь ванной, которая вела в комнату Стью и Эдит, и крикнул:
— Эй, не одолжите мне ненадолго электробритву?
— Конечно, — отозвался брат и извлек бритву из ящика.
— А в чем дело, Ник? — спросила Эдит с весьма необычным — для нее — сочувствием. — Боже правый, ты выглядишь просто жутко.
— Я действительно жуткий, — ответил Николас, усаживаясь на неубранную постель, чтобы побриться. — Нужно очень постараться, чтобы заставить меня сделать что-то правильное.
Ему совершенно не хотелось вдаваться в подробности. Он скоблил себе щеки и сосредоточенно молчал.
Глава 5
Джозеф Адамс летел на своем флаппере над зелеными равнинами, полями, лугами, бескрайними просторами североамериканских лесов. Повсюду, точно созвездия, были разбросаны строения и поместья, возведенные в самых неожиданных местах. Он летел из своего поместья на тихоокеанском побережье, где был полноправным владельцем, в Агентство в Нью-Йорк-Сити, где он был одним из множества янсменов — Людей Янси. Начинался первый рабочий день недели, долгожданный и наконец-то наступивший понедельник.
На соседнем сиденье лежал кожаный дипломат, на котором золотом было вытеснено «ДПА», а в дипломате лежала готовая речь. За спиной, на задних сиденьях, теснились четыре «жестяные девы» — его личные телохранители.
Почти всю дорогу он беседовал по видфону со своим коллегой по Агентству, Верном Линдбломом, обсуждая деловые вопросы. Верна трудно было назвать генератором идей или мастером слова, зато он был гениальным видеохудожником. В данный момент он был куда лучше, чем Джозеф Адамс, осведомлен о планах их московского шефа Эрнста Эйзенблата, поскольку находился в студии.
— На очереди Сан-Франциско, — сообщил Линдблом. — Я уже его строю.
— А масштаб какой? — спросил Адамс.
— Один к одному.
— В натуральную величину? — Адамс не поверил своим ушам. — И Броуз это одобрил? Или Эйзенблата опять посетила гениальная идея создать…
— Это только часть города. Ноб-Хилл и кварталы вдоль залива. На все про все около месяца, так что никакой спешки. Блин, вчера вечером прогнали фильм про Детройт…
В голосе Линдблома слышалось облегчение. Само собой, старший мастер может расслабиться. Генераторов идей в Агентстве пруд пруди, чего не скажешь о толковых макетчиках — те представляли собой совершенно закрытую гильдию, куда не были вхожи даже Броуз и его агенты. Они в чем-то были подобны мастерам по производству красного стекла во Франции тринадцатого века — уходили они, и вместе с ними уходило их искусство.
— Хочешь послушать мою новую речь?
— О Господи, нет! — искренне воскликнул Линдблом.
— Я написал ее собственноручно, — скромно сообщил Адамс. — Я выкинул машину в мусорник — она постоянно гонит одно и то же.
