Филип Дик - Предпоследняя правда
— Обсуждали что? — спросил Николас, хотя уже понял, о чем пойдет речь.
— Короче, мы займемся этим самым пол-комом Нуньесом. Устроим потасовку на двадцатом этаже — туда добраться непросто, потому что все проходы заставлены ящиками с запчастями для «жестянок». Пока он с нами разберется, пройдет не меньше получаса. И у вас будет время. Время, которое вам нужно.
— Кофе? — предложил Николас, направляясь на кухню.
— И сделаем все прямо сегодня, — сказал Йоргенсон.
Николас прихлебывал кофе и молчал. Больше всего на свете он жалел, что не добрался до ванной. Запереться там, чтобы никто не смог его достать — ни жена, ни братец, ни его благоверная, ни эта делегация.
Ни Кэрол, добавил он. Как было бы здорово — запереться там. Хотя бы на минутку. И просто посидеть в одиночестве и тишине. Просто посидеть.
А потом, отсидевшись какое-то время, он, возможно, смог бы немного поразмышлять. И ощутить самого себя. Не Николаса Сент-Джеймса, президента подземного «термитника» «Том Микс», а просто человека. И тогда он, возможно, поймет, прав ли комиссар Нуньес и действительно ли закон есть закон. Или права Кэрол Тай, и здесь в самом деле происходит что-то странное и неправильное — что бы она ни хранила в своем контейнере на пленках с записями речей Янси за последний год. Coup de gras, подумал он. Именно то, что мне требуется, — решительный удар по башке.
Не выпуская чашку из рук, он повернулся к делегации активистов.
— «Сегодня!» — передразнил он Йоргенсона, которого всегда недолюбливал. Здоровенный детина с красной бычьей шеей — типичный любитель пива с соленой рыбкой.
— Мы знаем, что это надо сделать поскорее, — негромко проговорил Холер. Потом он заметил Риту, которая причесывалась перед зеркалом, и занервничал. Впрочем, остальные тоже чувствовали себя не в своей тарелке. Естественно, они боятся этого копа… пол-кома. И все-таки рискнули прийти.
— Позвольте, я объясню ситуацию, — начал Николас. — Что касается артифоргов…
Фландерс не дал ему договорить.
— Мы узнали все, что вообще можно было узнать. Все, что хотели узнать. Послушайте, президент: мы знаем, что за гадость они затевают.
Шестеро или семеро делегатов посмотрели на своего товарища со смесью нервозного раздражения и разочарования. Казалось, их напряжение переполняет крошечную — точнее сказать, стандартного размера — квартирку, где обитал Николас.
— Кто именно?
— Шишки из Эстес-Парка, — ответил Йоргенсон. — Они всем этим заправляют. А своим микки-маусам вроде Нуньеса только указывают, кого и где прижимать.
— И что же они задумали?
— А вот что, — Фландерс едва не заикался от волнения. — Им не хватает еды — чтобы просто прокормиться. И они готовы найти любой предлог, только бы закрыть какой-нибудь «термитник» — все равно где. Мы не знаем, сколько убежищ они хотят закрыть. Но «термитам» останется только выйти на поверхность, на верную смерть… может, много, а может, пару-тройку… Все зависит от того, насколько их приперло.
— Вот видишь, — взмолился Холер, обращаясь к Николасу — почти в полный голос, за что получил от соседа локтем в бок и тут же перешел на шепот, — им нужен только предлог. А предлог у них будет — как только мы не выполним месячный план по жестянкам. Помнишь, вчера вечером, после этого телефильма про падение Детройта, Янси объявил, что план поднимут? Мы сразу догадались: они поднимут план, и все «термитники», которые не справятся, будут закрыты. Мы, например. А там, наверху… — он ткнул пальцем в потолок, — мы просто сдохнем.
— Так же, как Николас, — едко заметила Рита, не отрываясь от зеркала, — которого вы собираетесь отправить за артифоргом.
— Миссис Сент-Джеймс, — Холер повернулся к ней, — он наш президент. Мы его выбрали. Именно потому и выбрали, что он… короче, сами знаете. Лучше помогите нам.
— Ник вам не отец родной, — возразила Рита. — И не волшебник. И не член правительства Эстес-Парка. Он не может произвести на свет искусственную поджелудочную железу. Он не может…
— Вот деньги, — перебил ее Йоргенсон, протягивая Николасу толстый белый конверт. — Здесь только запдемовские пятидесятки. Сорок купюр. В общем, двадцать тысяч запдемдолларов. Вчера поздно ночью, когда Нуньес отправился на боковую, мы обошли весь «Том Микс» и собрали.
Это примерно половина дохода убежища за… он никак не мог сосчитать в уме — слишком напряженный момент. За долгий, очень долгий период. Похоже, активистам пришлось потрудиться.
Рита снова заговорила — так же едко.
— Вот и делайте все сами. Вы уже собрали деньги. Теперь тяните жребий. И оставьте моего мужа в покое.
Ее голос стал мягче:
— Если кто-то из вас отлучится, Нуньес не сразу это заметит, а Ник все время на виду. По большому счету, вы можете отсутствовать несколько дней, и никто не хватится, а если исчезнет Ник, Нуньес узнает об этом сразу, и…
— И что, миссис Сент-Джеймс? — вежливо, но твердо осведомился Холер. — Что он может сделать после того, как президент Сент-Джеймс войдет в шахту и поднимется на поверхность?
— Ник вернется, Джек. И Нуньес его прикончит.
Да и черт с ним. Возможно, я вообще не вернусь.
С явным, нескрываемым отвращением Йоргенсон полез в карман рабочей куртки и вытащил предмет — небольшой, с сигаретную пачку.
— Мистер президент, — хрипло произнес он — торжественным, официальным тоном, словно курьер, доставивший официальную ноту, — вам известно, что это такое?
Еще бы, подумал Николас. Самодельная бомба. И если я не отправлюсь наверх, причем прямо сегодня, ты заложишь ее где-нибудь у меня в квартире или в офисе. Ты установишь таймер, или приспособишь ее на манер мины-ловушки, и она взорвется и разнесет меня на куски — а заодно, скорее всего, и мою жену. А может быть, моего младшего брата и его жену или всех, кто в этот момент окажется в моем кабинете, — если взрыв произойдет в кабинете. Ведь вы, ребята, профессиональные электрики; профессиональные монтажники и сборщики — по крайней мере, среди вас таких достаточно. Впрочем, о любом из нас можно такое сказать — в какой-то степени… Вы отлично знаете, как все это устроить, стопроцентный успех вам гарантирован. Поэтому, если я не соглашусь отправиться на поверхность, ваш комитет уничтожит меня — безусловно и несомненно — плюс, скорее всего, несколько человек, которым посчастливится оказаться рядом. Если же я соглашусь, кто-нибудь непременно стукнет Нуньесу — среди полутора тысяч граждан у него есть свои люди, — и он пристрелит меня где-нибудь на полпути к поверхности, потому что такие прогулки по всем законам военного времени считаются преступлением.
