Дмитрий Биленкин - Марсианский прибой (сборник)
И теперь, когда я вспоминаю ту встречу, я сожалею о многом.
Над Солнцем
Радист долго жаловался на магнитные бури, загруженность эфира, но я убедил его дать несколько минут для разговора с тобой. Для этого мне пришлось битый час рассказывать ему о московских новостях.
Все в порядке, мы на Меркурии. Самое непривычное здесь знаешь что? Солнце!
Оно грандиозно. Оно заставляет светиться сам воздух. Его испепеляющую силу чувствуешь даже сквозь светофильтры кругового обзора меркурианской станции.
Нигде нет отдыха глазу. Меркурий — слепящая белая равнина с близким и крутым горизонтом, падающим к Солнцу. Вдаль уходят правильные ряды игольчатых кристаллов. Остриями они тоже повернуты к Солнцу. Оно здесь центр всего. Свет хлещет по камням, оттого породы сделались прозрачными и вытянулись к небу зеркальными сосульками. Это самозащита. Вещество стремится отразить излишек энергии или же утопить его в своей стеклянной глубине. Космический очаг слишком жарок даже для камней.
Каково же тут людям?!
Час назад мы сидели у кругового обзора и совещались об отлете. Пластиковый купол пропускал менее десятой доли льющегося на Меркурий света. Но и этот ослабленный свет необычен. Волосы у всех нас пепельные, почти седые. Коричневая кожа лиц цветом напоминает засохшую глину. Глаза… в них нет зрачков!
Алунитов (начальник здешней станции) перехватил тогда мой взгляд. Он поднялся со стула, отчего костлявое тело его распрямилось с грацией раскрываемого перочинного ножа, и сказал:
— Здесь вам, — он дружески похлопал меня по плечу, — не Марс и не Венера, тем более не Земля. Рядом — Солнце. Не все его действия поддаются математической оценке. Здесь порой творится такое… Да смотрите сами.
Я оглянулся. Каменный лес качался, то исчезая в ртутном тумане, то возникая вновь. Иглы кристаллов как бы сминались под невидимым ветром и вдруг повисали в воздухе. Горизонт полз и горбился, точно гусеница.
Антонов, наш астрофизик, схватился за диктофон.
— Это… Ведь это искривление пространства!
Алунитов засмеялся.
— Эхо! Всего лишь эхо! Шуточки с пространством Солнце проделывает близ своей поверхности. Меркурия достигает слабая рябь. Но это-то чепуха. Все давно рассчитано и понято. Не забывайте о другом, капитан…
Он строго посмотрел на меня.
— …Я знаю, вы не новичок. Ваша посадка на Сатурн — есть чему позавидовать. Но вы никогда не летали над Солнцем. Тут совсем особое дело. Солнце, его излучение, я не знаю что, и никто не знает, действует на человека сквозь все обшивки, защитные поля и так далее. Человеку трудно выдержать соседство с Солнцем.
— Оставьте, Алунитов! — прервал его Сбоев. — Будто мы все ничего не знаем о "солнечной болезни". Знаем, что, кроме воли, от нее нет других лекарств. Ну и что? Мы знаем другое, и в этом мы расходимся с авторами космических романов. "Ах, невероятные трудности космоса! Ах, сверхчеловеческое мужество!" — восклицают они. А высший предел выносливости, силы, стойкости давно достигнут человеком на Земле. Нет в этом отношении никакой разницы между штурмом Джомолунгмы и путешествием сквозь джунгли Венеры. В обоих случаях нужна равная мера сил. У человечества была хорошая школа мужества на Земле, и космос здесь ничего не прибавил. Так-то!
— Насчет физических трудностей вы правы, — не сразу ответил Алунитов. Что же касается психики, то Солнце вас переубедит. Вероятно… Не будем спорить. Лучше скажите, куда вы девали котенка, которого обещали привезти нам?
Антонов вышел и вернулся минут через пять с пушистым комочком в ладонях. Алунитов необычайно оживился. Он захлопотал, заторопился, достал откуда-то плошку с порошковым молоком. Нет, на это стоило посмотреть! Розовой лопаточкой язычка котенок жадно ловил капли молока. Над ним со счастливой улыбкой склонился Алунитов, кто-то еще из сотрудников станции. А раскаленный мир за куполом колыхался тем временем, как мираж… Я понял, почему обитатели станции молили нас о котенке: в их меркурианских буднях так не хватает земного!
Что-то нас ждет? Мы стучимся в дверь великолепного и неисследованного мира. Алунитов почему-то упорно хочет подчеркнуть риск полета именно к Солнцу. В свое время ему предлагали участвовать в экспедиции (вместо меня) — он отказался. Он не трус: лет десять назад он первым пробился сквозь облачные бури Венеры. Но когда Алунитов смотрит на Солнце, я читаю в его глазах смирение. Может быть, так на него подействовало длительное созерцание меркурианских равнин? Кто знает…
На Солнце очередная вспышка, связь нарушается. И не ревнуй меня к экспедиции, как это ты делала дома. Я же люблю тебя…
ПИСЬМО ВТОРОЕ, ЗАТЕРЯВШЕЕСЯ В КОСМОСЕВика, здравствуй!
Меркурий уже далеко. Летим к Солнцу, чтобы у верхней границы хромосферы лечь в орбитальный полет. После невероятных пейзажей покинутой планеты ощущение такое, будто каюты корабля — с детства привычный дом.
Нейтринная обшивка глушит шум мощных двигателей. Они тихонько шелестят за стенкой, словно мокрые деревья на ветру.
Теперь я совсем-совсем далек от тебя.
Но у себя в каюте я беру твою фотографию, поворачиваю пластинку под углом к свету, чтобы создался объем, и беседую с тобой — живой, телесной, близкой. Ты стоишь на столе, упираясь ногами в рамку снимка, — загорелая, озорная, в тонком купальнике. Капли соленой морской воды дрожат на твоих плечах и груди. Твои синие глаза щурятся лукаво и ласково.
Сегодня я снова вижу в них недоумение и вопрос: зачем?
В самом деле, зачем? У меня на Земле было все. Все, что нужно для счастья. Друзья на всех континентах, работа, которую я любил. И ты… И нам с тобой принадлежал огромный благодатный мир — березовые перелески Владимирщины, ласковый песок гавайских пляжей, музеи Италии, хрустящий под лыжами снег Антарктиды…
А я ушел туда, где нелегко, где всякое может случиться.
Все очень просто, хотя и очень сложно. Наш полет — следствие того великого закона, что для людей есть только два пути; путь вперед и путь назад.
Наши прадеды испытывали на себе новые вакцины. Под красными знаменами шли навстречу пулям. Даже коченея, не сворачивали с пути к полюсу. Мы поступаем так же, как поступали они. Хоть и обладаем всем, что было для них мечтой.
…Меня зовут, до свидания, любимая. В трех миллионах километров от Солнца мне как-то ясней, чем обычно, видится, как должен жить человек. А также и то, почему в нашем "земном раю" нет лазурных счастливчиков, кругом довольных собою и своей жизнью. И почему любое трудное дело тотчас вербует миллионы добровольцев.
