Олег Корабельников - И распахнутся двери
- Нет, - повторил Поляков. - Там остались могилы родителей. Там, а не здесь - моя прошлая жизнь, моя судьба. Здесь я прожил одну жизнь и там должен прожить такую же, до конца.
- Это я, - сказала Жанна, - я виновата. Если бы я не заплыла в реку, если бы у меня не свело ноги, если бы тебя, вернее, его не оказалось на берегу, если бы он не бросился спасать...
- Дело не в этом. Любая случайность - это форма проявления необходимости.
- Я изучала.
- Да, необходимо сделать нужный выбор. Раз и навсегда сделанный выбор это больше, чем личная судьба. Человек отвечает не только за себя, но и за своих близких, потомков, за их судьбы. В этом мире мой дед отказался эмигрировать, а в моем он уехал. Здесь мой отец прошел всю войну, а в том допустил ошибку: не распознал провокатора. Это погубило его и весь отряд. В этом мире я столкнулся на пляже с тонущей девушкой и утонул, но неужели ты думаешь, что я там не поступил бы точно так же? Кстати, я узнавал про тебя, так вот - тебя там нет.
- Совсем нет?
- Совсем. Твой отец не вернулся с войны. Мать и старшие сестры живы, а тебя там нет.
- Страшно представить. Другая жизнь. Как ты можешь там жить?
Поляков рассмеялся.
- Это близнецовые миры. Джерри водил меня по более далеким и чужим. Что же удивительного, если в каждом из миров считают единственным только свой родной.
Они сидели друг против друга как и раньше. Жанна в кресле, он на стуле, положив одну ногу на другую, как на старой дедовской фотографии. Сидели и разговаривали. Джеральд тактично удалился из комнаты и, как знать, может быть вообще из этого мира.
- Ты не знаешь о том, что я люблю тебя? - спросила Жанна.
- Не меня, - улыбнулся Поляков. - И даже не того, кто погиб. Его звали Виктором, меня зовут Михаилом, но дело не в имени. Мы с ним очень похожи, пусть у нас разная судьба, но я и он - это один и тот же человек. Мы более близкие, чем близнецы. Ты просто придумала его, а по-настоящему полюбить не могла. Я знаю, тебя мучает вина, ты была готова искупить ее своей смертью, но разве смерть может быть искуплением?
- Нет, - твердо сказала Жанна. - И даже любовь не искупление. Я многое поняла с тех пор. Теперь я совсем другая. Он умер, не оставив сына. Пусть ты - это не он, но ты понимаешь, о чем я говорю.
- Этого не будет, - сказал Поляков, поднимаясь. - Быть может, ты лучшая девушка во всех мирах, быть может, я смогу сильно и навсегда полюбить тебя, но ломать твою жизнь - никогда. Меня не существует в этом мире, тебя - в моем, мы никогда не сможем был вместе. Только в этой квартире, где я гость, а не хозяин. И уж лучше совсем не иметь сына, чем обрекать его на сиротство.
- Неправда. Ты ведь сам рос без отца. Ты продолжение своего рода, а дальше - тупик, конец. И твой отец мечтает о наследнике.
- Я запрещу ему говорить об этом. Впрочем, он и сам должен понять... Это невозможно, Жанна.
Он погладил ее руку и улыбнулся. Виновато и грустно.
- Невозможно? Плохо ты знаешь меня, милый. Я не умею отступать.
Она вскинула голову, тряхнула светлыми волосами и победно улыбнулась. В дверь тихо постучались.
- Заходи, - сказал Поляков.
- Прошу прощения, - произнес Джеральд, проскальзывая в комнату. - Я вам не слишком помешаю?
- Не слишком, - сказала Жанна. - Никак не могу привыкнуть, что ты умеешь разговаривать. Вроде бы обычная собака.
- Обычная! - фыркнул пес. - Вы, девушка, типичный антропоцентрист. Этак вас послушать, и жить не захочется. Всюду люди, люди, а у нас собачья жизнь, что ли?
- Не преувеличивай, - сказал Поляков. - И успокойся: ты не обычный пес. Тебя забракуют, как непородистого. Хотя ты и похож на боксера, но уж очень большеголовый.
- Еще бы! Нашел чем упрекать - большим умом. Пора мне начинать движение за эмансипацию собак. Превратили их черт знает во что. Напридумывали экстерьеров и тешатся как дети. А собаки страдают. Только циничная раса могла придумать такой афоризм: "Собака - друг человека". Разве с друзьями так обращаются?
- Ну что ты, Джерри, - сказала Жанна. - Не каждый аристократ может похвастаться такими родословными, как наши породистые псы.
- Вот это и унизительно! - воскликнул Джеральд. - Собак разводят на племя, неугодных безжалостно топят, а кучка собачьей элиты бездельничает, паразитирует на человеке, служа его непомерному тщеславию, Да и она вырождается из-за постоянного инбридинга. А ведь они разумны! Пусть не в такой степени, как я, но разумны! Вы превратились в расистов! Я призову собак к бунту!
- Ну, это не твое собачье дело, Джеральд, - беззлобно сказал Поляков. Без тебя разберемся. И вообще, у тебя характер портится. Уж очень ты стал ворчливым. Не тоскуй, найдем мы твою заветную дверь.
- Черта с два, - огрызнулся пес. - Найдешь ее, как же...
Ему ничего не снилось, и голос, разбудивший его, отдался в голове болью. Не раскрывая глаз, Хамзин поморщился и перевернулся на другой бок.
- Пора на работу, Иван Николаевич, - повторил Поляков и осторожно потряс его за плечо.
- Пива дай, - сипло произнес Хамзин.
Бульканье жидкости, льющейся в стакан, оживило его. Приподняв голову, он жадно выпил холодное пиво и, медленно припоминая вчерашние события, спустил ноги с дивана.
- Уже вернулся? - спросил он.
- Откуда? Я спал в соседней комнате.
- Ну да! А пиво где взял?
- В магазине. Не сам же я его делаю. Стояло в холодильнике.
- Покажи! - потребовал Хамзин. - Бутылку покажи!
Поляков молча подал.
- "Саянское", - прочитал Хамзин. - Трехдневное. Ладно, это наше. Но ты не выкручивайся, Мишка. Я от тебя не отстану, пока все не расскажешь и не научишь, как попадать в другое измерение.
- Не знаю, что вам снилось, Иван Николаевич, но при чем здесь я? Вставайте - и на работу. Мы опаздываем.
- Опять ты мне мозги пудришь! - закричал Хамзин. - Твой пес курносый во всем раскололся. Вы с ним шляетесь туда-сюда по разным мирам, как из комнаты в комнату, а других научить не хотите. Эгоисты! Я, может, погибну здесь.
- А розовых слонов не бывает? - спокойно спросил Поляков. - Пили бы вы поменьше, Иван Николаевич.
- Вот уж тебя не спросил! - возмутился Хамзин. - Тебе бы мою жизнь, щенок!
Поляков смотрел на него насмешливо, и Хамзин разозлился. В течение пяти минут он высказывал все, что думает о Полякове, тот молча выслушал его и спокойно сказал, что Хамзин-де вчера выпил лишнего и спал до утра не просыпаясь, только храпел сильно, но Поляков его прощает и ничуть не обижается. У Хамзина перехватило дыхание от гнева, он чуть не полез в драку, ругнулся напоследок и, хлопнув дверью, вышел в подъезд. На остановке его догнал Поляков.
- Вы не переживайте, Иван Николаевич, - сказал он. - Это бывает. Я тоже иногда вижу на редкость яркие сны и потом долго не могу отличить, где сон, а где явь. Сегодня, например, мне приснилось, что у меня растет сын Сашка и жена у меня красивая, добрая. Такой, знаете ли, логичный и яркий сон...
