Василий Щепетнёв - Тот, кто не спит
Господа, господа, конференция еще не закончилась. Куда же вы?
Чудно — почтенная публика на глазах съежилась, уменьшилась многократно, превращаясь в райские создания — тропических бабочек, калейдоскопом кружащих по залу, и ярких трепетных колибри. А сам конференц-зал, серый и скучный, обернулся оранжереей — душной, жаркой, бабочки порхали с цветка на цветок, сухо потрескивая огромными крыльями — веерами. Забавно, была пресс-конференция, и вдруг оранжерея. Ни орхидей, ни роз — одна герань с приторным назойливым запахом. Мещанским цветком считается. Почему мещанским, а не купеческим или, скажем, пролетарским, молчит наука.
Над цветами неподвижно зависли колибри, крохотные длинноклювые птички-щебетуньи. Бабочек больше, они крупнее, жестче, и терпеть птичье соседство явно не собирались. Налетели дружно, разом, и пошла-поехала разноцветная ярмарочная карусель — бочки, иммельманы, мертвые петли. На руку капнуло. Не дождь, кровь, алая птичья кровь и тут же — брызги бесцветной жгучей жидкости, лимфа бабочек. Ай, рай, раек. Пора выбираться — если еще не поздно. Делай — раз! Делай — два! Делай…
7
Петров открыл глаза. Песком запорошило, пылью? слезы катились беспрерывно, дешевые луковые слезы.
Он пошевелился — сначала одной ногой, другой, затем руками. Цел, ни переломов, ни ушибов. Упал, как учили.
Осторожно подтянув ноги к животу, он встал на четвереньки. Верный Джульбарс снова в строю.
Часы на левой руке, что витрины магазина после погрома разбиты и пусты. Ладно, плюс-минус неучтенный рентген… Удачно, что на сук не напоролся, собирай потом кишки. Влетел в кусты, как братец Кролик, отлежался — и будет. Сколько пролежал? Судя по солнцу — полчасика, не дольше. И пресс-конференцию дать успел, и в раю побывать…
Он выпрямился, раздвинул ветки руками.
Машина догорала. Дым занявшейся резины, черный, тяжелый, сплетался с белесым паром, бившим из развороченной цистерны.
Вскипело варево в напалмовом пламени. Грязное пахучее облако поднималось к небесам. Выпадет где-нибудь дождичком, пойдут грибы-гробовики, успевай рвать да хоронить.
Повезло, ветер тянет прочь, иначе и не очнуться.
Он чихнул — раз, другой. Ветер ветром, а толика газа досталась, вон и руки в зудящих пятнах, и лицо чешется.
Вокруг ни вертолетов, ни всадников Кому охота травиться ради сомнительного удовольствия констатации факта смерти некоего Петрова, пусть даже и шпиона. Не до того. Близится эвакуация, час «Ч».
Он пошел назад, к деревне, на ходу разрывая вытащенный из кармана индпакет, промокая бинтом веки, лицо, руки. Газ не сало, потер — и отстало.
Он возвращался полем, той же дорогой, которой и выбирался из деревни. Казалось, ехал долго, вечность, а ногами за два часа одолел. Никаких полеводов, никаких ополченцев. Оставаться колоскам в большом колхозном поле неубранными.
Короткая колонна двигалась от бараков к убежищу — все в серых плащ-накидках, на лицах — противогазные маски с хоботами, уходящими в сумки на боках.
— Левой, левой, раз, два, три! — покрикивал мельтешивший на обочине распорядитель. Командовал он не в такт, но колонна шла и шла себе, не слушая вожатого.
В этот радостный день улицы стали шире от проходящих праздничных колонн, украшенных знаменами и транспарантами.
Петров заморгал, сгоняя неиссякающие слезы. Тем, в противогазах, видно куда хуже, но идут…
Он стоял в кустарнике, у посадки, листья, касаясь кожи, стрекали крапивой.
Нечего на листья пенять.
За колонной вольно, свободно двигалась группка, человек десять. Отсюда видно — крепкие, ветер не свалит. Правление. Выпадала одна учительница: сухонькая, прямая, она держалась в сторонке, не сливаясь с руководящей массой, и все тянулась к колонне, замыкали которую ее воспитанники, мал мала меньше.
Белая ворона. Летучая мышь.
У входа в убежище колонна остановилась — раз, два! — и четко, сноровисто, перестраиваясь в цепочку по одному, заструились внутрь серые фигурки, уходя под землю.
Закрылась дверь за последним — железо лязгнуло о железо. Кучкующееся правление заторопилось дальше. Второй бункер. Ай, ай, как можно было не заметить? Ночь, темно, страшно — отговорки для новичков. Пораскинув мозгами, любой поймет, что негоже отсиживаться вместе руководителям и руководимым. Да и поглубже убежище правления, наверное, поуютнее.
Учительница рассталась с группой у самого входа. Двое протянули ей руки, но та покачала головой — протестующе, и в то же время властно. Трогательно — возвращение педагога к ученикам за миг до начала атомной бомбардировки.
И, небесным слоником, у горизонта вынырнул пузатый вертолет в лишайных пятнах камуфляжа.
Нина Ивановна, не добежав до убежища, упала, прикрыв голову руками, а ветер бесстыже пытался задрать неширокую, защитного цвета юбку.
Наши летят, наши.
Деревья закачались, сорванные листья воробьями порхнули прочь — вертолет опускался у края поля и воздух, гонимый винтом, поднимал пыль и сор.
Земля дрогнула прежде, чем вертолет коснулся поверхности. Беззвучно, неслышно за рокотом мотора, просела она широкой округлой каверной. Наступил-таки слоник одной ножкой аккурат на правленческий бункер.
Простите. Недошпионил.
Попрыгали, покатились и стали кольцом вокруг борта семеро из одного стручка. Не семеро, тридцать, бравый полевой отряд Ночной Стражи.
Петров выбрался из кустов и, стараясь не смотреть на усеянные пузырями руки, побрел к вертолету. Запоздало, но оттого особенно зло отозвалось ушибленное бедро, но он не позволил щадиться, хромать. Позже, когда будет теплая ванна, постелька, телевизор, набитый умными, уверенными людьми, не грех и расслабиться, надеть шлепанцы и сесть в кресло у шахматного столика, на котором стоит — дожидается позиция партии с Ковалевым, открытое первенство России по переписке. Лучше всего двинуть пешечку на а четыре.
Майор выбежал навстречу:
— Виктор Платонович, вы… — и осекся.
— Хорош, правда, — тот усмехнулся, и пузырек в углу рта лопнул, пустив кровавую дорожку по подбородку. — Посылайте отряд к большому убежищу, люди там, внизу.
— Люди?
— Все население «Делянки». Почти все.
С тихим шорохом обваливались края каверны, едкий дым слабо курился в наступившем штиле.
Параллельная цепь. Правленцы думали, что включают вентиляцию, а на деле — самоликвидировались. Должны были рвануть оба убежища, но в большом бункере ночью шпион потрудился. Шелудивый хвастун.
— Семененко! — позвал майор, но доктор и сам спешил, серебристый чемоданчик в его руке сулил облегчение и благость.
