Александр Бушков - Волчье солнышко
Мужички изышли, ни живы ни мертвы. На смену им набежала кучка гладких бабенок. Эти были посмелее и сразу затараторили хором:
– Ой, батюшка, не выдай, заступничек!
– Цыц! – сказал Морлоков, не без приятности оглядев их. – По порядку, бабоньки.
– А дела такие, – выскочила кареглазая молодайка, слепленная словно бы по особому заказу взыскательного эротомана. – С мужнишками нашими беда. На государственной службе обрели бестелесность и полное неизвестно куда исчезновение.
– Это как?
– А ударные темпы гнали, как все гонят, – будущий сентябрь исполнить к нынешней субботе, а тот год, что отсюда не видать, – выдать к завтрашнему утру. Ну, по первости ничего такого, вкладывали мужики «ударно, а там стали мы достерегать неладное – мужнишки-то все прозрачнее делаются, кабыть истаивают, мебеля сквозь них видать и разный прочий домашний обиход… И по мужской части нет той рьяности, и вообще… А там они и совсем пропали. Ходили мы поросенком поклониться ученому человеку, прозывается неприлично – футуролог. Ученый человек поросенка принял, под блузки полазил, успокоился и враз объяснил: ваши мужики, гутарит, как раз сейчас и вкалывают аккурат в том году, который отсюда не видать. Слились с потоком времени, гутарит, и энтот поток обогнали благодаря патриотическому ударному труду… Это как же так: мы тут, а наши храпоидолы – там?! Ежели он там себе присуху заведет – и глаза ей не выцарапать! И денег домой не несут, и по мужской части неохват, и дети безотцовщинами шлындают. Возверни их, батюшка маршал!
Морлоков хлебнул браги, подумал и сказал:
– Вот что. Возвращать ваших мужиков негоже – государственное дело сполняют, это понимать надо. Да и понятия я не имею, как их из будущего выдернуть… Назначу я вам, пожалуй, пенсион. А что до прочего – ступайте вон в караулку, скажите, я прислал, там разберут, что к чему, как и куда. А ты, кареглазая, подзадержись, я освобожусь, сам тебе подробно про текущий момент растолкую…
– Да мне бы, батюшка, не текущий, а стоячий, – поклонилась в пояс молодайка.
Обрадованные бабы рысью понеслись к караулке, только кареглазая осталась, стояла и зыркала на Морлокова шалыми глазами.
В налаженном механизме вдруг произошел сбой.
Первый Заместитель отчаянно замахал руками, и телевизионщиков поперли в шею.
Взвод охранников, ощетинясь карабинами, проконвоировал к Морлокову снежного человека Филимона, здоровенного и сплошь мохнатого. Филимона изловили в дебрях. Ел он только сырое мясо, но не отказывался и от водки, по-человечески не говорил, бил вшей, спал на полу, политическую литературу жевал и драл в клочки, а на женщин реагировал насквозь утилитарно.
– Эт-то кто такое? – в полной растерянности осведомился Морлоков.
Филимон почесал под мышками, громко сделал амбре, потом оторвал у зазевавшегося охранника петлицу и сожрал ее дочиста, вместе с пуговицей.
– С-снежный человек, – паскудно лязгая зубами, доложил Первый Заместитель, от страха капая на Морлокова брагой. – Проверен, как только мыслимо. Н-натуральный, в-ваше превосходи…
Морлоков отобрал у него лагун и нервно осушил до дна.
Ситуация создалась щекотливейшая.
Официально было разъяснено, что никакого снежного человека нет, а верящие в него подлежат урегулированию. Но сам Филимон как объект и материальное тело ничему такому не подлежал – именно потому, что не был объектом и материальным телом, поскольку не существовал… Урегулировать Филимона было возможно, ибо сей шаг означал бы признание его материальным объектом… Н-да.
– Так кто это, ты говоришь? – ласково спросил Морлоков.
Заместители и прочая челядь нестройно постукивала зубами.
Караульные овчарки упрятали хвосты куда следует, одна позорно описалась. Над площадью повисла густая нехорошая тишина.
– Так кто это?
– С-снежный человек, – еле выговорил Первый Заместитель.
– Как по-твоему, голубчик, существуют снежные человеки? – обернулся Морлоков ко Второму Заместителю.
– Псевдонаучная псевдотеория, продажная девка империализма! – браво отчеканил тот.
– Вот именно, – сказал Морлоков. – Ты что же это, Первый, разводишь за моей спиной? Что проповедуешь? Измена в рядах?
Первого Заместителя сержанты сграбастали даже прежде, чем он успел пасть на колени. Буквально через пять минут он хрипел и сучил ногами в петле на ветке ближайшего дуба.
– Займешь его место, – сказал Морлоков Второму Заместителю. – Итак, поскольку снежных человеков не существует – перед нами самозванец и агент. Посадить в одиночку. Кормить. Выдать карандаш и бумагу и ждать, пока признается, на кого работает. Ждать, пока сам признается! Никакого активного следствия!
Филимон почесал пониже спины и сделал амбре еще громче. Его увели, где-то даже ласково попихивая прикладами. Челобитчиков оставалось еще с полсотни.
– Ты уж сам разберись, – сказал Морлоков Заместителю, подхватил кареглазую и исчез в парадном подъезде МУУ.
– Вот парадный подъезд. По торжественным дням… – пробормотал Первый Заместитель, приосанился, оглядел обступивших его просителей и рявкнул: – Брысь отсюда, мать вашу!
Челобитчики, сбивая друг друга с ног, порскнули кто куда. Первый Заместитель потянулся, подозвал сержанта и шепнул:
– Ступай-ка ты, братец, к студенточкам да привези неопробованную. Да сам не вздумай проверять, знаю я вас…
* * *
У царя был кол.
На колу не мочало –
человека мотало…
А. ВознесенскийНесмотря на возраст (а может быть, именно из-за возраста), Резидент обожал яркие спортивные машины. На этот раз он поджидал Даниила в пестрой, как тропическая бабочка, красивой, как предвыборные обещания, и элегантной, как дорогая шлюха, «Русалке». Даниил научился неплохо угадывать его настроение и сразу понял, что дела не блещут. Осторожно спросил:
– Опять что-нибудь?
– Вчера застрелился Радомиров, – сказал Резидент. – Тот самый, восходящая звезда дипломатии. Уехал на дачу, и там… А я его как раз собрался вербовать…
– «Спектакль»?
– Не похоже. Один любопытный аспект – в доведении до самоубийства негласно обвиняют МУУ, и МУУ этим необычайно раздражено, хотя до сих пор их не трогали никакие негласные обвинения. В общем, как мне донесли, ты поедешь к вдове вместе с их следователем. Морлоков звонил Хрусталеву и прямо-таки требовал, чтобы тот послал и своего представителя тоже. У меня создалось впечатление, что маршалу нужно из кожи вон вывернуться, но доказать свою непричастность.
– Кому доказать? Чье мнение может волновать Морлокова?
– Если бы я знал, мой мальчик… – вздохнул Резидент.
