Филип Дик - Сдвиг времени по-марсиански
Ребенок, как заключил Стайнер, был марсианином, то есть был рожден на Марсе миссис Эстергази от мужчины, который не являлся ее мужем, так как она давно уже была разведена. Об этом он узнал от нее самой – она рассказывала спокойно, без всяких сожалений. С мужем ей пришлось расстаться несколько лет назад. Так что ребенок в Бен-Гурионе был рожден не в законном браке, но миссис Эстергази, как и большинство современных женщин, не считала это позором. И Стайнер разделял ее мнение.
– Какой у вас прекрасный магазинчик, миссис Эстергази, – заметил он, опуская тяжелые чемоданы.
– Спасибо. – Она вышла из-за прилавка и направилась к нему. – Чем могу быть полезна, мистер Стайнер? Хотите продать мне йогурт или пшеничные колосья молочной спелости? – Ее темные глаза блеснули.
– Мне нужен подарок Манфреду, – ответил Стайнер.
Лицо ее тут же смягчилось, и на нем появилось сочувственное выражение.
– Понимаю. Так-так-так… – Она направилась к одной из полок. – Я недавно заезжала в Бен-Гурион, видела вашего сына.
Он не проявляет никакого интереса к музыке? Часто аутичным детям нравится музыка.
– Он любит рисовать. Он все время рисует.
Она взяла в руки маленький деревянный инструмент, похожий на флейту.
– Это сделано здесь, и, кстати, очень хорошо сделано.
– Да. Я возьму.
– Мисс Милх использует музыку как один из методов установления контакта с аутичными детьми. – Миссис Эстергази повернулась, чтобы упаковать флейту. – Особенно танцы. – Что-то ее тревожило, и наконец она решилась: – Мистер Стайнер, вы знаете, что я постоянно в курсе политических событий Дома И я… ходит слух, что Объединенные Нации собираются… – Она побледнела и понизила голос. – Мне очень не хочется огорчать вас, мистер Стайнер, но если это правда, а похоже, тут есть доля истины…
– Говорите. – Но он уже пожалел, что зашел. Да, он знал, что миссис Эстергази имела отношение ко всем важным событиям, и уже этого было достаточно, чтобы почувствовать неловкость.
– В Объединенных Нациях сейчас обсуждаются меры по отношению к аномальным детям, – закончила миссис Эстергази дрожащим голосом. – Они планируют закрыть Бен-Гурион.
На мгновение он онемел.
– Зачем?..
– Они боятся… ну, не хотят, чтобы на колониальных планетах появлялось то, что они называют «дефективной расой». Они намерены сохранить расу чистой. Понимаете? Я понимаю, и все же… не могу с этим согласиться. Возможно, потому, что там находится мой собственный ребенок. Нет, я не могу с этим согласиться. Дома аномальные дети их не волнуют, потому что они не возлагают на них таких надежд, как на нас. Вы же понимаете смысл их псевдозаботы о нас… Вспомните, что вы ощущали перед тем, как эмигрировать сюда со своей семьей? Там, на Земле, существование аномальных детей на Марсе воспринимается как один из признаков того, что одна из сложнейших земных проблем перенесена в будущее, потому что мы для них являемся воплощением будущего и…
– Вы уверены относительно этого законопроекта? – перебил ее Стайнер.
– Да. – Она смотрела на него спокойно, подняв голову. – Если они закроют Бен-Гурион, это будет ужасно, тогда… – Она не договорила, но он прочел в ее взгляде то, что невозможно было выразить словами. Аномальные дети, его сын и ее ребенок будут убиты каким-нибудь научным безболезненным способом. Разве не это она хотела сказать?
– Продолжайте.
– Дети будут усыплены.
– То есть убиты, – чувствуя нарастающее негодование, уточнил Стайнер.
– Боже, как вы можете так говорить, словно вам это безразлично? – в ужасе уставилась на него миссис Эстергази.
– Господи, если в этом есть хоть доля правды… – начал он с горечью. Впрочем, на самом деле он не верил ей. Может, потому, что не хотел верить? Потому что это было слишком ужасно? Нет, потому что он не доверял ее подозрениям, ее чувству реальности. До нее просто дошли истерически искаженные слухи. Возможно, и существовал какой-нибудь законопроект, косвенно имеющий отношение к Бен-Гуриону и содержащимся там детям. Они – и аномальные дети, и их родители – всегда находились под определенной угрозой. В частности, предписывалась обязательная стерилизация и родителей, и их потомства в тех случаях, когда доказано существенное нарушение функции половых органов, особенно в результате превышающего норму гамма-облучения.
– Кто авторы этого проекта в Объединенных Нациях? – спросил Стайнер.
– Считается, что проект принадлежит перу шести членов комитета здравоохранения и соцобеспечения Метрополии. Вот их имена. – Она принялась писать. – Мы бы хотели, чтобы вы написали этим людям и попросили бы кого-нибудь из своих знакомых…
Стайнер едва слушал ее. Заплатив за флейту, он поблагодарил, взял сложенный листок бумаги и вышел из магазина.
Черт побери, и зачем он только зашел сюда! Неужели ей доставляет удовольствие рассказывать эти сказки? Неужели вокруг не хватает неприятностей, чтобы еще усугублять их бабьими россказнями! Да как она при этом еще может заниматься общественными делами?
И в то же время что-то еле слышно подсказывало ему: «Она может оказаться права. Такую возможность исключать нельзя». В смятении и страхе, вцепившись в ручки тяжелых чемоданов. Стайнер спешил к Бен-Гуриону и своему сыну, почти не обращая внимания на новые магазинчики.
Войдя в огромный солярий со стеклянным куполом, он сразу увидел молодую светловолосую мисс Милх в рабочем комбинезоне и сандалиях, заляпанных глиной и краской. Брови у нее были беспокойно нахмурены. Тряхнув головой и откинув с лица волосы, она подошла к Стайнеру.
– Привет, мистер Стайнер. Ну и денек у нас сегодня! Двое новеньких, и один из них – сущее наказание.
– Мисс Милх, – начал Стайнер, – я только что разговаривал с миссис Эстергази у нее в магазине…
– Она рассказала вам о предполагающемся законопроекте? – У мисс Милх был усталый вид. – Да, он существует. Энн получает с Земли самые подробные сведения, хотя, как ей это удается, я не знаю. Постарайтесь не проявлять при Манфреде своего волнения, если, конечно, возможно, он и так не в себе из-за этих новичков.
Она направилась из солярия по коридору к игровой комнате, где обычно проводил время его сын, но Стайнер, догнав, остановил ее.
– Что мы можем сделать относительно законопроекта? – Он поставил чемоданы на пол, и в руках у него остался лишь бумажный пакет, в который миссис Эстергази положила флейту.
– Не думаю, чтобы от нас что-нибудь зависело, – откликнулась мисс Милх. Не спеша она подошла к двери и открыла ее. Шум детских голосов оглушил их. – Естественно, руководство Нового Израиля и самого Израиля на Земле вместе с правительствами еще нескольких стран яростно возражают. Но все держится в тайне, как и само содержание законопроекта, все делается исподтишка, чтобы не вызывать паники. Вопрос слишком щекотливый. И истинное общественное мнение по этому вопросу никому не известно. – Ее усталый срывающийся голос затих, словно больше она не могла говорить. Однако потом мисс Милх будто воспрянула. – Я думаю, самое худшее, что они могут сделать, если закроют Бен-Гурион, так это отправить аномальных детей на Землю; надеюсь, они не дойдут до того, чтобы уничтожать их. – Она ласково похлопала его по плечу.
