Юрий Брайдер - Хозяева Острога
Хочешь не хочешь, а пришлось Свисту с Бадюгом подчиниться. Честь в Остроге чаще всего вспоминали только для красного словца, а вот взаимный договор считался делом святым.
Вражеская стая появилась сразу после хлопка, возвестившего об исчезновении разделительной стены, — собирались, наверное, победить с наскока. Боешников, как и в прошлый раз, было четверо. Никакой почетной раскраски они ещё не заслужили, а значит, к числу матерых ветеранов не принадлежали.
Вооружены пришельцы были, что называется, до зубов. У всех имелись щиты и “хозяйские костыли”, вне всякого сомнения, снабженные какими-нибудь смертоносными наконечниками. И это ещё не считая спиралей.
Без помех пройдя по чужой территории изрядное расстояние, боешники увидели перед собой ряд щитов, перегораживающих улицу. За ними, надо полагать, и скрывались соперники, до сих пор хранившие упорное молчание, что для Бойла, где перед каждой схваткой полагалось немного побалагурить, было как-то нехарактерно.
— Я Жах Кисель! — заявил один из пришельцев. — Меня в Остроге все знают. Почему прячетесь, стервецы? Никак струсили?
— Здесь мы, здесь! — Из-за среднего щита высунулся и тут же вновь спрятался Темняк. — Подойди ближе, познакомимся.
— Что это ещё за образина такая? — удивился Жах. — Из Иголок, что ли?
— Не похож, — засомневался кто-то из его товарищей. — Таких косматых Иголок сроду не было… По-моему, это чужак, который у нас недавно штаны заказывал. Интересные штаны, с мешками по бокам… Эй, приятель, как тебе новые штаны носятся?
— Так себе, — отозвался Темняк. — Швы кое-где разошлись. Наверное, нитки гнилыми оказались.
— У нас нитки только самого лучшего качества. Просто не забывай снимать штаны, когда тебе приспичит. Вот гниль и не заведется, — под общий хохот заявил уроженец улицы Одёжек.
— Да я уже и забыл, когда в последний раз опорожнялся, — ответил Темняк на полном серьёзе. — Дней десять назад отведал киселя, сваренного нашим уважаемым Жахом, и получил заворот кишок. Говорят, что он в свой кисель для навара клопов добавляет.
— Ты поговори мне ещё! — набычился Жах. — Почему ваша стая прячется за щитами? Боитесь честного поединка?
— Честный поединок возможен только с честными людьми, — отрезал Темняк. — А вы сплошь ворье и проходимцы. И кисель у вас жидкий, и нитки гнилые.
— Пошли, ребята, — сказал Жах, опуская свой “костыль”, сразу удлинившийся в несколько раз. — Сделаем этих гадов по-быстрому.
Стая, уверенная в своем качественном и количественном превосходстве, мерной поступью двинулась вперед. Когда до линии щитов оставалось всего ничего, Темняк скомандовал:
— Бей их!
Позади пришельцев разверзся мусор, из которого восстали Свист, Бадюг и Тюха. Пальцы их были унизаны боевыми спиралями.
Попасть с пяти шагов в ничем не защищенную спину врага — не проблема. Однако даже с таким простым делом справились не все. Бадюг, на долю которого досталось сразу две цели, слегка замешкался. Одного боешника он ещё успел полоснуть по загривку, а второго лишь слегка задел.
Уцелевший боешник мигом обернулся и, не испугавшись ожившей кучи мусора (у Бадюга сквозь всякую налипшую дрянь только глаза блестели), занес свой “костыль”, снабженный на конце капелькой “вечной росы”.
Так бы и погиб нерасторопный Бадюг (даже на улице Веревок ему доверяли только самую грубую работу), да выручил вовремя подоспевший Темняк — оглушил врага щитом.
Остальные два щита так и остались стоять стоймя, подпертые сзади уличным хламом. Виктория была полная, хотя враги ещё дышали, а некоторые даже бранились. Ничего не поделаешь — спираль не меч, наповал не сразит, если, конечно, не угодит прямиком в сердце. Впрочем, долгая и мучительная смерть побежденным не грозила. В самое ближайшее время о них должен был позаботиться Смотритель. Милосердие на Бойле имело весьма специфический характер.
— Как же так… — давясь легочной кровью, пробормотал Жах. — Выходит, вы нас обманом одолели… Разве так можно?
— Уже можно, — отводя глаза в сторону, сказал Тюха, удар которого и сразил Жаха. — С нынешнего дня.
Свист и Бадюг, перепачканные до такой степени, что и на людей мало походили, стояли, понурив головы. Такая победа, как видно, совсем их не радовала.
— Пошли отсюда, — сказал Темняк. — Теперь здесь и без нас разберутся.
Вдогонку им донеслось:
— Будьте вы прокляты! Особенно ты, Свист Свеча! Я ведь тебе кисель на свадьбу варил. Задаром, между прочим… Пусть в следующей схватке лопнут твои бесстыжие зенки!
Стая Темняка, не понесшая никаких потерь, кроме моральных (хотя, как известно, стыд не дым, глаза не ест), незамедлительно перешла на чужую территорию, как это и полагалось по законам Бойла. Даже щиты верный Тюха успел прихватить с собой.
Причиной такой спешки, если говорить откровенно, было нежелание лишний раз встречаться со Смотрителем, а тем более присутствовать при расправе, уготованной побежденным. Уж скорее бы встала на свое место стена, отделяющая обреченных на немедленную смерть от тех, кому было позволено прожить ещё как минимум сутки!
Поели без всякого аппетита. Свист демонстративно молчал, а Бадюг, обязанный Темняку жизнью, пребывал в полной растерянности и старался услужить всем подряд, что раньше за ним никогда не замечалось.
— Полагаю, что пришла пора объясниться, — сказал Темняк, когда с едой было покончено. — Оправдываться я не собираюсь. Все, что я делаю, имеет только одну цель — наше общее благо. Именно общее, поскольку мы повязаны сейчас одной судьбой. Бойло устроено для того, чтобы в смертельной схватке выявить победителей. Вы все об этом только и говорите. Все остальное несущественно. Подтверждением тому служит поведение Смотрителя, который не счел нужным вмешаться в недавнюю схватку. Здесь победителей не судят. Поэтому прошу на меня не дуться. Жизнь продолжается. Наша жизнь…
— Говори что хочешь, но завтра мы будем драться честно, — заявил Свист. — Никаких уловок. Если и погибнем, то нас хотя бы никто не проклянет напоследок.
— Завтра мы будем драться так, чтобы выжить, — возразил Темняк. — Лично я не самоубийца и подставлять грудь под чужие спирали не намерен… У нас есть возможность выиграть схватку сравнительно бескровно, даже не прибегая к помощи оружия. Такое предложение тебя устраивает?
— Нет. Ни на какие сделки я тут не пойду. Каждый из нас волен поступать так, как ему заблагорассудится. Поэтому я постараюсь придерживаться прежних правил. Даже в одиночку.
— А как же слово, данное тобой вчера?
— Я беру его обратно. Нарушив признанные всеми порядки, ты перестал быть моим командиром.
