Лю Цысинь - Забота о Боге (Повести. Рассказы)
― Помнишь два последних напутствия, которые дал нам Бог? Я поняла про трёх наших братьев. Но ещё он сказал, что мы должны распространять на других планетах бактерии и всё такое. Я до сих пор не понимаю, зачем.
— Я, кажется, понял, — сказал отец Цюшэна. Под небом, усыпанным бриллиантами звёзд, наконец рассеялись житейские переживания, которые заполняли все его мысли. Отец Цюшэна смотрел на звёзды. Он жил под ними всю жизнь, но только сегодня увидел их по-настоящему. Внутри билось доселе неведомое чувство — отец Цюшена словно ощутил совсем рядом присутствие чего-то невообразимо великого. И это потрясло его до самой глубины души. Отец Цюшэна вздохнул, глядя на море звёзд, и произнёс:
― Человечеству пора задуматься о том, кто будет заботиться о нём в старости.
© Перевод Ильи Суханова, 2015
+ + +
ПОСЛАННИК
Рассказ
Старик только вчера обнаружил, что у него появился слушатель. Последнее время, пребывая в плохом настроении, он редко выглядывал в окно. Исключение составляла игра на скрипке. Он хотел при помощи штор и музыки отгородиться от внешнего мира, но не сумел. Когда-то, еще по ту сторону Атлантики, когда он качал детскую коляску на тесном чердаке или перебирал скучные заявки в шумной канцелярии патентного бюро, то мысленно погружался в отдельный волшебный мир, где мчался со скоростью света… Сейчас старик жил Принстоне, но в этом тихом городке у него уже не было прежней отстраненности, внешний мир постоянно беспокоил его.
Две вещи не давали ему покоя. Одна из них — квантовая теория, основоположником которой был Планк. Сейчас многие молодые физики увлекались такими вещами, которые вызывали у него дискомфорт. Ему не нравилась неопределенность данной теории. «Бог не играет в кости», — в последнее время старик часто повторял это самому себе. Последние годы жизни он посвятил развитию единой теории поля, однако какой-либо прогресс отсутствовал. Он построил теорию, в которой было только математическое, но не физическое содержание.
Другой вещью, вызывавшей его беспокойство, была атомная бомба. События в Хиросиме и Нагасаки давно уже были в прошлом, даже война уже ушла в прошлое. Однако если до этого его мучило онемение в ране, то именно сейчас она стала болеть. Она представляла собой короткую и очень простую формулу, которая всего-навсего описывала взаимосвязь между массой и энергией. В действительности, до того как был создан реактор Ферми, он сам также считал, что преобразование массы в энергию на атомном уровне — неосуществимая мечта человечества … Элен Дюкас в последнее время часто утешала его подобным образом. Однако она не знала, что старик думал далеко не о собственных достижениях и неудачах, истоки его тревоги коренились значительно глубже.
В последнее время во сне он часто слышал один страшный звук, похожий на наводнение или извержение вулкана. В конце концов, однажды этот звук разбудил его и тогда старик обнаружил, что это всего лишь сопение щенка с крыльца. После этого звук больше не появлялся в его снах. Ему снилась пустыня, сверху лежали остатки снега, озаряемые последними лучами заходящего солнца. Старик попытался убежать, но пустыня была огромна, без конца и края. Затем он увидел море, оно отливало кровавым цветом на фоне заката. Только тогда он понял, что весь мир превратился в укрытую талым снегом пустыню… Он опять проснулся, и в этот момент один вопрос, словно черный риф во время отлива, внезапно возник в его голове: есть ли у человечества будущее? Этот вопрос обжигал как огонь, и он едва держался.
Слушателем был парень, одетый в модную нейлоновую куртку. Взглянув на него, старик сразу понял, что тот слушает его игру на скрипке. Следующие три дня, когда вечером старик начинал играть, каждый раз приходил этот парень, всегда вовремя. Он спокойно стоял на фоне постепенно исчезающего заката. Примерно в 9 часов вечера старик, нуждаясь в отдыхе, откладывал инструмент. Только тогда молодой человек не спеша уходил. Вероятно, он был студентом Принстонского университета, посещал уроки или бывал на лекциях старика. Последнему давно уже наскучили бесчисленные поклонники, от правителей до домохозяек, однако этот незнакомый любитель музыки приносил ему определенное умиротворение.
Вечером четвертого дня, как только раздались звуки скрипки, сразу же зазвучал дождь. Из окна было видно, что парень спрятался под платан, который выступал здесь единственным укрытием. Вскоре дождь усилился, и дерево с редкой осенней листвой уже не спасало от него. Старик перестал играть, думая, что теперь слушатель уйдет пораньше. Однако тот как будто знал, что еще не конец концерта, и по-прежнему стоял неподвижно, его промокшая насквозь куртка блестела в свете уличного фонаря. Тогда старик отложил скрипку, громоздко шагая, спустился вниз, и, преодолевая моросящий дождь, подошел к молодому человеку.
— Если тебе, хм, нравится слушать, то поднимайся наверх и слушай там.
Не дожидаясь ответа, старик развернулся и пошел обратно. Парень наблюдал дождливый вечерний пейзаж и стоял как истукан. Как будто все, что только что произошло, случилось во сне. Когда снова зазвучала скрипка, он медленно развернулся, будто сквозь сон прошел через дверь и поднялся наверх, словно привлеченный музыкой призрак. Дверь в комнату была приоткрыта, и молодой человек вошел внутрь. Старик смотрел на дождливый вечер за окном и играл на скрипке. Он не обернулся, однако почувствовал приход слушателя. Увлеченность парня музыкой наполняла его сердце сожалением. Старик плохо играл на скрипке. Особенно сегодня, когда он исполнял свое самое любимое рондо Моцарта, то постоянно фальшивил. Иногда он забывал какую-то часть и импровизировал, давая волю своей фантазии. Кроме того, его дешевая скрипка была уже потрепана и звучала неважно. Однако молодой человек спокойно слушал и очень быстро они погрузились в хоть и не совершенный, но преисполненный воображения мир музыки.
Это был обычный вечер середины двадцатого века. Между Востоком и Западом уже опустился «железный занавес», и на фоне только что возникшей ядерной угрозы будущее человечества казалось таким же призрачным и туманным, как вечерний осенний дождь. Именно этим вечером. Во время дождя, из окна этого домика в Принстоне доносились звуки рондо Моцарта…
Время как будто пролетело быстрее обычного, наступило девять часов. Старик перестал играть и вспомнил про молодого человека. Подняв голову, он увидел, что тот почтительно поклонился, затем развернулся и пошел к выходу.
— Да, приходи и завтра послушать, — сказал старик.
