Дмитрий Бондарь - Чужая мечта
Где-то вдалеке, на грани слышимости, несколько раз стреляли, с другой стороны тявкала собака, то приближаясь, то удаляясь. Наш вертолет совсем перестал дымить.
Через три часа я, уставший и малость просветленный, разбудил Корня.
— Ух, мать! — Петрович сладко потянулся, — Давненько я так не спал. Чистый воздух, верный друг и предстоящее легкое приключение! Что еще нужно человеку, чтобы приятно провести отпуск?
Похоже, у Петровича случился резкий приступ оптимизма. Я даже оглядываться не стал в поисках чистого воздуха и верного друга.
— Так, — Корень посмотрел на свои наручные часы, — По местному времени получается тринадцать сорок семь. Был бы проводник, уже часа через четыре сидели бы в баре. Время до темноты в любом случае есть. Собираемся, Макс.
И мы пошли. Впереди Петрович, следом, постоянно оглядываясь, как велел Корень, я. Скорость передвижения была невысокой. Километра два-три в час. К тому же ведущий мой постоянно останавливался, к чему-то принюхивался, присматривался. Почти час шли молча. Потом я не выдержал и задал давно вертевшийся на языке вопрос:
— Петрович, если здесь действительно так опасно, то как ты оценивал мои шансы на выполнение задачи?
Он остановился, присел на корточки, махнул мне рукой, приказывая принять ту же позу.
— Невысоко. Но и в то, что ты сможешь бегать от меня целых два года, я тоже не верил. Однако ж, ты сумел меня удивить. Понимаешь, Максик, твой поход в Рыжий лес не первый, и даже не пятый. Это если считать только мои экспедиции, без возни конкурентов. И никто не вернулся. А я не верю, что никто, ты понимаешь — никто! Не смог вернуться. Скорее всего, получили авансы, и решили кинуть старика. Я уж порывался сам отправиться, но тут на твой след вышел. Грех было не воспользоваться твоей удачей. К тому же я серьезно просчитал вариант, что ты здесь потрёшься дня три и вернешься обратно с повинной и без груза. Даже речь заготовил. — Он улыбнулся как-то не по-корнеевкски открыто. — А так получилось, что всё-таки самому пришлось идти. Наверное, это судьба такая. И, кроме того, — серьезно добавил он, — я собирался за тебя молиться каждый день.
— Чего? Ты это серьезно, Корень? Молиться?
— Не надо устраивать дискуссию на тему веротерпимости. Ага? Мне молитва всегда помогает. Когда от чистого сердца. Ладно, пошли. Вон, видишь, тропа между холмами? Это безопасный — относительно, конечно — проход на Свалку. В Чапаевском ПДА отмечен. Еще три часа и первая часть нашего анабасиса закончится.
СВАЛКА
К местной помойной достопримечательности мы вышли к вечеру. Немного заблудились в холмах, обходя аномалии, сожравшие почти весь наш запас крепежных изделий, потом ждали, когда по дороге пройдет какое-то существо, которое, не сговариваясь, мы с Корнем определили как псевдогиганта.
О том, что мы уже на Свалке первым догадался я. Как-то неуловимо поменялся ландшафт — вроде бы и трава та же, и деревья. Только в воздухе сильно вдруг запахло ржавчиной. Хотя Петрович сказал, что это мне кажется. И запаха никакого нет, но мы действительно на Свалке. Но уж мне-то виднее, есть запах или нет. Если у него такой нечувствительный нос, я просто бессилен доказать очевидное.
Затем вдоль тропы потянулись холмы, образованные тоннами покореженного металла.
— Эк его плющит! — мрачно произнес Корень, вертя в руке непрерывно вибрирующий датчик радиации. — Если и дальше такой же фон, то завещание можно не писать — наследовать, один хер, некому будет. Давай-ка побыстрее двигаться. Чем меньше мы здесь торчим, тем… Давай быстрее, ага?
Мы побежали легкой рысцой, затравленно оглядываясь по сторонам и совершенно наплевав на возможные аномалии. Но, видимо, не зря говорят, что новичкам везет — ничего серьезного на тропе не встретилось. Один раз только я упал на ровном месте, даже на секунду показалось, что бегу босиком по скользкому кафелю, но сразу вскочил и, не оглядываясь, побежал догонять Петровича.
Метров через семьсот наших скачек впереди показался просвет между холмами. И прямо в просвете клубился очень плотный туман, бликуя на солнце всеми оттенками зеленого цвета — от спаржи до изумруда.
Корень остановился.
— Все, хорош… не на стадионе, влетим еще куда-нибудь. Да и счетчик молчит уже метров триста. Глянь там по карте — где это мы.
Коммуникатор позиционировал нас где-то в районе северо-запада местной помойки, однозначно определяя дорогу перед нами как зону непроходимых аномалий.
— Приехали, Петрович, — передвигая курсор на карте, я попытался найти выход, но ничего подходящего не увидел. — Если через холмы не лезть, то можно здесь и поселиться. Протоптаной дороги дальше нет.
— А за холмами что?
— Там еще с полкилометра по пересеченной местности, а потом шоссе.
— А это что за туман?
— Петрович, я тебе кто? Лидер местного клана? Или начальник лаборатории? Откуда мне знать, что это за туман? У тебя хотел спросить. На коммуникаторе в тумане сплошные аномалии. Да и седалищный нерв как-то беспокойно на эту зелепуху реагирует. Ну ее в задницу, а?
— Нерв — это, конечно, аргумент, — Петрович посмотрел по сторонам. — Ну, куда? Направо, налево? Чего там тебе твой нерв говорит?
— По барабану ему. Направо давай, сопка вроде пониже и железа в ней поменьше. Значит и фонить поменьше должно.
— Бред свинячий. Тоже мне, Курчатов, блин. Ладно, давай. Ты первый.
Ну, первый так первый.
Уклон был градусов в пятьдесят, и подъем наш сильно осложнялся торчавшими во все стороны трубами, фрагментами опор, кусками осыпающегося бетона, арматурой и прочими прелестями техноапокалипсиса. Прямого восхождения не получалось, пришлось прокладывать запутанный серпантин. Высота холма была метров семьдесят, но лезли мы целый час. Пару раз даже возвращались. Ближе к вершине налетел ветер, непостоянный, порывистый, сильный. На самом верху он усилился настолько, что стоять можно было только на карачках, втянув голову в плечи и зажав нос и рот рукой — по другому вдохнуть-выдохнуть не получалось. Странно, что при таком ветре совсем не было пыли. Впрочем, некоторые говорят, что здесь все странное.
Подобный черепахе-альпинисту я остановился. В задницу меня что-то слабо толкнуло. С трудом повернув голову — ветер так и норовил оторвать ее вместе с капюшоном — я увидел Корня, пытающегося забодать меня в филейную часть. Петрович хотел что-то сказать, но ветер глушил все посторонние звуки, оставляя только свой жуткий вой. Взорвись сейчас рядом граната — я бы ничего не услышал. Поняв бесперспективность разговора, Петрович просто указал рукой вперед и сам медленно двинулся в выбранном направлении.
